Про жизнь и про любовь
Шрифт:
Дальше Ивик не знала, что сочинять. Что могут показывать в дарайском театре? О чем они пишут книги? Поют? Странно, но лучшее, по-настоящему интересное, все, что Ивик любила - все каким-то образом было связано с Дейтросом, с гэйнами, с вот этой самой проклятой и ненормальной, скудной и жестокой жизнью. Нет, об этом в ее творениях не говорилось. Связь была на другом уровне. Последняя ее песенка - Сестра - там ни слова не было о реальной жизни. Но эта песня была про Марту (сейчас Марта училась на 4м курсе, Ивик почти не видела ее и почти забыла). А Марту она полюбила после
Да это было и неважно. Как в детстве, когда все девчонки выносят во двор своих кукол и одежки, и начинают одежки делить, и делят два часа, три, а потом уже и играть неинтересно и некогда. Но самое-то восхитительное, самый этот кайф - в подготовке, в дележке одежды, в устроении для кукол уютного гнездышка. Так и сейчас, приятно было воображать - красивое белье, одежда, ролики, машина, клумбы с цветами… Обстановка. А уж что там происходит в этой обстановке - по сути, и неважно…
Ивик вздрогнула от тихого звука сзади, и по привычке мгновенно вскочила, развернувшись. Но из люка показалось расстроенное лицо Даны.
— Ну что? Сдала?
Дана махнула рукой. Влезла и закрыла за собой люк.
— Аскин опять не может… прождала его, а теперь он явился и говорит - за десять минут я у вас ничего не приму…
Ивик взглянула на подругу с сочувствием. Девочки сели на доски. Дана взяла каталог, стала листать рассеянно.
— Как же ты теперь?
— Не знаю, - сказала Дана.
Ивик почувствовала, как внутри нарастает злость. Как все это привычно… с первых дней пребывания в квенсене. Сдача и пересдача хвостов, беганье за преподавателями, унижения… Только в прошлом году она ощущала лишь отчаяние. Ей казалось - это она виновата, она не способна. Она не может.
А в этом - злость. Так быть не должно. Просто не должно! Это ненормально. Нельзя так издеваться над людьми. Ивик чувствовала несомненную взаимосвязь всего этого - и убитого отца Даны, и войны, и общей неустроенности их жизни, и проблем со сдачей зачетов, и идиотки Нуши, и даже проклятой Скеро и ненавистного Верта… Все это было неправильно. В Дарайе все это, конечно, не так!
Да, мы воюем с ними, они наши враги, но кто в этом виноват?
— Знаешь, - сказала Ивик, - мне кажется, мы должны что-то делать.
— Что ты имеешь в виду?
– спросила Дана.
— Как ты думаешь… в Дейтросе где-нибудь есть… ну… сопротивление или что-нибудь в этом роде?
– осторожно спросила она. Дана пожала плечами.
— Сомневаюсь.
— Пожалуй, да, - согласилась Ивик, - те, кто не хочет здесь жить, они же могут уйти в Дарайю… это же не так трудно, через Медиану-то. Или на Триму. Мало ли куда. Но я не про то… знаешь, по-моему, это все ненормально. Мы с тобой много об этом разговаривали. Но может быть, мы должны что-то делать? Ну правда… ведь вот все живут, и никто об этом не задумывается. Но что… я не знаю. Может, распространять "Письмо незнакомому брату"?
— А как мы его распространим?
– спросила Дана недоверчиво.
— Да, - Ивик признала, что подруга права. Перепечатать или отсканировать - ничего из этого не получится.
— Но вообще-то действовать - это хорошая идея. Это ты здорово придумала, - согласилась Дана, - слушай, а знаешь, что можно сделать? Можно, например, на стене написать что-нибудь…
— Это мысль, - медленно сказала Ивик, - как у Варша, например, сказано… "Правда пробьет дорогу".
— Лучше не так, - немедленно возразила Дана, - лучше давай напишем знаешь что… За что боролись - и вопросительный знак.
— Или просто - мы хотим свободы…
— Мы хотим перемен.
Девочки уставились друг на друга. Ивик видела, что Дана оживилась, глаза ее заблестели.
— Только ведь нас в Верс могут отправить, - сказала Дана.
— Да уж лучше сдохнуть, чем так жить, - решительно ответила Ивик.
— Хесс! Извините, хесс, очень срочно…
Керш иль Рой открыл дверь. Сильда иль Варр, младшая из всех преподавателей квенсена, стояла на пороге.
Как обычно, директор квенсена лег около двух часов ночи. И просыпаться раньше шести ему как-то не очень хотелось.
— В чем дело?
– спросил он, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
— Мой сен сегодня дежурит, - Сильда говорила почти извиняющимся тоном, и Керш почувствовал досаду на себя. Надо аккуратнее, она еще совсем девочка, - и там… я хочу, чтобы вы увидели. Там…
— Идемте, - сказал директор. Застегнул верхнюю пуговицу воротничка. Вышел вслед за девушкой в коридор. Здесь не топили, и утренний холодок заставил его окончательно проснуться. Привычное состояние гэйна - встал, оделся за полминуты, выскочил за дверь, значит пора просыпаться.
Они свернули налево, в учебный корпус. Прошли мимо спортзала. Поднялись по лестнице на второй этаж. Здесь, напротив большой двери в зал, дежурили двое парнишек из сена Сильды. Старший сен, пятнадцатилетки. Керш рассеянно кивнул на их молчаливое приветствие. Сильда с отчаянием взглянула на него, потом на стену.
На широкой стене поперек размашистыми красными буквами, будто кровью, было написано:
ДЕЙТРОС - ТЮРЬМА
— Местность мы сразу обыскали, - сказала Сильда, - ничего. Никого. Поздно…
Керш сделал глубокий вдох и выдох. Взглянул на Сильду и приказал.
— Немедленно в казарму вэлар, криминалиста разбудить, сюда, пусть возьмет пальчики. Как только пальчики возьмут, надпись смыть. Наблюдателю не сообщать, если обнаружит - послать ко мне. Не сообщать никому. Кто видел надпись?
— Только я и вот ребята, - ответила Сильда.
— Значит, вы втроем выполняете. Если понадобится кто-то еще, возьмите из вашего сена. Если появятся новости, что-то станет известно, немедленно сообщайте мне.