Пробанд. Идентификация
Шрифт:
– Хорошо, я понял. А где намечалась встреча?
Ну, нет, вот об этом Женя не скажет и снова покосилась на Вику: – "Ни слова про дачу Петровича!"
– Мы хотели посоветоваться с вами.
– Хорошие девочки. Я вам верю, – Женя и Вика смотрели на Петровича, слушали его, но так и не пришли к единому мнению – он правда поверил или сделал вид?
– Теперь насчет этого неизвестного. Хочу вас проинструктировать. Обращайте внимание на любые попытки завести общение с одной из вас. И особенно, если кто-то вам знакомый, вдруг
– Рассказывайте.
– Нечего рассказывать, – отмахнулась Женя.
– Я сказал – рассказывайте и не злите меня.
– Хорошо, хорошо! Только не надо угроз. Я вас не боюсь.
– Меня не надо бояться, Евгения, – Петрович назвал Женю по имени – назревала ссора? – Надо бояться не меня. А себя, своей самоуверенности, отсутствия опыта и просто дури, которой в тебе хоть отбавляй. Жизнь ничему не учит? – Петрович был зол и не скрывал этого. Вика крутила головой и не знала, кого успокаивать первым. Она понимала, что Петрович абсолютно прав, но оставить подругу в одиночестве в такой ситуации не могла.
– Олег Петрович, не надо так, что вы все время на нас орете, – начала она, но Петрович не дал ей продолжить.
– Не надо так? А как надо? Собирать ваши растерзанные трупы по Подмосковью и в мешки паковать?
– Вы преувеличиваете.
– А ты докажи, что я преувеличиваю! Не можешь? Тогда сиди и заткнись, если не можешь посоветовать своей подруге слушаться взрослых.
– Ну, знаете ли, – вспыхнула Вика, закрыла лицо руками, было тихо, но ее плечи вздрагивали.
– Это уже перебор, – тихо сказала Женя. – Вам лучше уйти, Олег Петрович.
Он постоял, помялся, махнул рукой и отвернулся. Петрович обдумывал что-то, но так и не решился сказать, молча направился к выходу.
– Может мы зря его так…
– Как так? Он тебе нахамил! – воскликнула Женя.
– Но он прав…он думает о нас, а мы ведем себя, как девчонки, недооцениваем опасность. Для нас это игра, Жень, ну, правда.
– Да пошел он в жопу, – отрезала Женя, не желая больше говорить на эту тему. – Если что, наш план в силе. Повезет, поймаем маньяка, а не повезет… весело проведем время.
– Жень…
– Да нет никакого маньяка! Перестань. Мы сами все придумали, насочиняли. Бедный Дени или кто там.. хрен его знает, общаешься с одним, встречаешься с другим.. черт бы побрал этот интернет с его обезличенностью.
– Не скажи, зато какие возможности, можно быть тем, кем хочешь.
– Можешь, но до каких пор? Ты вот не пошла небось на встречу с Дени, когда он тебя пригласил? Интересно, почему? Не отвечай, и так знаю.
Вика сидела, опустив голову. Она уже не плакала, но лицо стало чужим.
– Да брось ты обижаться на меня, – вспылила Женя, – я же за тебя убью! Еще будешь на меня обижаться!
– Ты права, на правду не обижаются. Жень.. ты считаешь, что я сделала правильно, что не поехала на встречу тогда?
– Не знаю. Честно, не знаю.
– А ты бы как поступила?
– Я? Я бы не стала обсуждать эту тему, сразу сделал б ее табу и объяснять не стала.
– А я вот не смогла так. Играла, представляла, что встречусь с ним.. а потом в кусты. Там и сижу.
Глава 10
В дневнике, которому предстояло пережить своего автора, первые строки появились вскоре после исчезновения Александры Демидовой, четырнадцатилетней внучки Анны Григорьевны Демидовой, которая тяжело переживала случившееся и обрывала телефон в отделение милиции, спрашивая, есть ли новости. В истрепанном дневнике бесхитростным, можно сказать, детским языком рассказывалось о вещах, которые запросто могли быть плодом фантазии обиженного на взрослых, экзальтированного или повернутого на сексе подростка.
20 марта.
"Я пришла домой и увидела его. Он снова настраивал бабушино пианино. Задолбал. Бабушка говорит, что виноваты дети, ученики. Из-за их неумелой игры приходится подстраивать. Но я то знаю, что она врет. Она это делает нарочно, чтобы увидеть его. Интересно, за что она его так любит? Он такой мерзкий, слюнявый, фу".
26 марта.
"Если он еще раз дотронется до меня, я ему дам по яйцам".
27 марта.
"Дала. Орал, как резанный. Бабушка на меня наорала. Да пошла она…"
1 апреля.
"Застала странную сцену. Бабушка гладила этого говнюка по голове и называла его "Мой сыночек". Охренеть. Правда, что ли? Надо будет спросить, но пока не знаю как. Нет, лучше буду за ним следить и за ней".
3 апреля.
"Снова застукала этих голубков. Обалдела, когда услышала, как он назвал ее "Мамочка". Это что ж такое? Меня разыгрывают? Кажется, нет. Спросить не у кого. У бабушки один сын, мойпапа! А этот кто? Может приемный?"
15 апреля.
"Слюнявый говнюк плакал. Бабушка его ругала, говорила ему, чтобы "он больше так не делал, если не хочет оказаться в больнице". Так я и думала, он из психушки. Урод. Снова пытался трогать меня. Я ему пригрозила, что снова дам по яйцам. Отстал".
20 апреля.
"Бабушка нашла мой дневник и сказала, чтобы я больше ничего не писала и выбросила его. Хотела забрать. Я не отдала. Она со мной не разговаривает. Ну и ладно. Так даже лучше. Он приходит часто. Может пианино уже новое купить? Какого фига он торчит у нас? Раньше тоже приходил, но редко. Он не нравился папе. Мама как-то сказала ему, что он ее пугает. Небось тоже пытался потрогать ее. Бабушка расстроилась, но этот придурошный настройщик ее раздолбанного пианино стал бывать очень редко. Хорошо было.... скучаю по папе и маме… "