Проблема 92
Шрифт:
Мысовский — Флеров уже успел разузнать — уехал в Комарово, а Русинов прочно забаррикадировался в какой-то библиотеке и не подходит к телефону даже по вечерам. Впрочем, все равно это был бы пустой номер. И просить не стоит. У каждого своя работа, важная, интересная, к тому же плановая. Оба ведь как-никак корифеи атомной физики, не чета ему, Флерову — безвестному студенту.
Но он не мог примириться с мыслью, что все для него кончено. С лихорадочной тоской обреченного искал выхода. Сам диплом, честно говоря, его не слишком беспокоил. Для рядового студенческого проекта он набрал вполне достаточно материала.
Курчатов всегда находился в приподнятом настроении какого-то почти восторженного ожидания. Недаром, появляясь утром в лаборатории, он сразу же после «физкультпривета» спрашивал: «Ну как дела? Открытия есть?», словно и в самом деле верил в то, что открытия совершаются каждодневно…
Нет, не на такую похвалу, как «гениально», надеялся Флеров. И вот пришла пора прощаться со всеми ожиданиями. Мысль о том, что он не оправдал надежд Курчатова, была нестерпима.,
В глазах учителя он, Флеров, навсегда останется посредственностью. А таким не место в атомной физике, ?на — удел молодых гениев, вроде Энрико Ферми. Нильс Бор и Пол Дирак тоже заявили о себе еще студентами. И великий Эйнштейн! Наконец, сам профессор Курчатов, о котором — Флеров не сомневался в том ни на минуту — скоро узнает весь мир…
А тут из-за какой-то жалкой стекляшки все рушится! Что же делать? Что еще можно предпринять? Кроме РИАНа, во всем Ленинграде не сыщешь ни микрограмма радия. Даже искать не стоит. Ни в Москве, ни в Харькове у Синельникова радия он тоже не получит. Так что же делать? К кому обратиться?
И в тот момент, когда окончательно стало ясно, что выхода действительно нет, мелькнула спасительная идея. И как он не подумал об этом раньше! Ведь рядом, буквально за стеной, находится лаборатория Арцимовича! Соседи — Флеров знал совершенно точно — тоже получают ампулы, но почти не работают по ночам. Успевают как-то уложиться в скупо отмеренные сроки атомных распадов. Так, может, обратиться к Арцимовичу? Упасть перед Львом Андреевичем на колени и вымолить ампулу хоть на одну-две ночи? Ему-то, Флерову, ночь куда удобнее дня. Тихо, спокойно, никто не мешает. И главное, нет проклятых трамваев, которые своими искрами вносят разлад в тончайшую настройку чувствительных счетчиков.
Итак, решено! К Арцимовичу! К Леве!
О том, что Лева вполне свободно может и отказать, Флеров старался даже не думать. Но действовать решил осмотрительно. Не прямо, не в лоб. Для начала решил поговорить с Курчатовым.
— Игорь Васильевич, — как бы между прочим спросил он, — этично ли попросить у кого-нибудь на пару деньков ампулу?
— А вы что, не уложились? — Курчатов всегда глядел прямо в корень.
— Да нет… Не то чтобы совсем, а так… — замялся Флеров и с безумной храбростью обреченного сжег за собой все мосты. — Мне надо еще кое-что перепроверить, — твердо сказал он и сам ужаснулся.
Произнесенные им только что непоправимые слова звучали чуждо, неестественно.
— Просить-то этично, — сжав зубы, чтобы скрыть непроизвольную улыбку, ответил Курчатов. — Только бессмысленно.
— Совершенно?
— Совершенно!
— А почему? — стыдясь собственной глупой наивности, все же решился спросить Флеров.
— Потому что не дадут.
— Не дадут, значит…
— Не дадут, — решительно подтвердил Курчатов. — Еще и ключ от квартиры предложат, где деньги лежат, — добавил он, и беспощадная ирония Остапа Бендера лишь подчеркнула всю безнадежность затеи.
И все же Флеров решился продолжить зондаж:
— Но ведь есть и такие, которые не работают по ночам… — Ему показалось, что намек получился довольно тонким.
— Такие счастливчики, кажется, есть. Не перевелись еще.
— И они тоже не дадут?
— Эти могут дать, — согласился Курчатов, — если, конечно, легкая жизнь не сделала их сердца черствыми. Вы знаете кого-нибудь из таких небожителей?
— Одного знаю, — вздохнул Флеров, — но не уверен, что он знает меня… Так, здороваемся в коридоре…
— Может и не дать, — сочувственно поцокал языком Курчатов. — И вообще тут нужен сугубо индивидуальный подход. Кто он, этот ваш удачливый монополист?
— Арцимович.
— Лев Андреевич? Да, задача! — Курчатов хитро прищурился. — Это человек прямой и резкий. Замечательно правдивый человек. К нему с дипломатией лучше не лезть. Выгонит.
— А как?
— Даже не знаю, что посоветовать. — Курчатов задумчиво взъерошил красивую свою шевелюру и по привычке, заведя назад руки, сунул пальцы за ремешок. — Может, разжалобить его, что ли?
— Чем? — Флеров переживал ощущение охотника, преследующего желанную дичь.
— Тут нужно что-то очень простое, незатейливое… Не надо говорить о том, что ваша работа очень важна и все такое прочее. Студенту лучше выглядеть поскромнее. Это внушает симпатию. Лев Андреевич может и не знать, какой вы на самом деле самостоятельный, инициативный и решительный. Какие блестящие выполняете исследования. Это мы с вами знаем, а он может и не знать. Так ведь?
— Так, — Флеров отвернулся и покраснел.
— Ну вот, — словно ничего не замечая, продолжал Курчатов. — Попробуйте разбудить в нем жалость. Скажите, что просто не уложились в четыре дня с дипломом. Он поверит. Да и как не поверить? Я лично не знаю, как вам удалось все успеть. Подумать только, всего четыре дня и три ночи! Вы большой молодец! Но Арцимовичу лучше об этом не говорить. Пусть думает, что вы не успели и все у вас рушится, надежды, мечты… Я думаю, он поможет. Доверит вам препарат на пару ночек. Ну, хорошо я придумал? Подходит вам такой стратегический план?
Флеров, чувствуя, что окончательно и безнадежно краснеет, не мог вымолвить ни слова. Он только отчаянно хлопал глазами.
— Ну и превосходно! — Курчатов потер руки. — Идите к Арцимовичу, но смотрите не переиграйте.
— Чего уж тут переигрывать, — насупившись, еле выдохнул Флеров и, даже не услышав себя, скороговоркой промычал, — когда все так и есть…
— Вот и замечательно! — Курчатов тоже, видимо, не до конца расслышал, потому что одобряюще похлопал Флерова по плечу и, подмигнув, добавил: — Я тоже, со своей стороны, его попрошу. Будем надеяться на благоприятный исход.