Проблема с вечностью
Шрифт:
Мои ноги кое-как доковыляли до задних рядов, и онемевшие пальцы с побелевшими костяшками пальцев уронили сумку на пол возле парты, за которую я уселась. С трудом достав тетрадку из сумки, я вцепилась в край стола.
Я на уроке риторики. Кто бы мог подумать.
Я это сделала.
Дома я собиралась устроить себе офигительную вечеринку по этому поводу. Скажем, с жадным пожиранием глазури прямо из банки. Короче, на полную катушку.
Чувствуя, что костяшки пальцев уже начинают болеть, я ослабила мертвую хватку и, положив влажные руки на парту, покосилась на дверь. Первое, что я увидела, это широкую грудь, обтянутую черной футболкой, а под ней – хорошо сформированные бицепсы. Потом в поле зрения попала и прижатая к бедру в потертых джинсах потрепанная тетрадка, которая, казалось, через секунду развалится.
Это был парень, которого я заприметила еще утром.
Меня распирало от любопытства – хотелось посмотреть, как же он выглядит спереди, – но, пока я хлопала ресницами, парень повернулся к двери. Девушка, что обогнала меня в коридоре, как раз заходила в класс. Теперь, когда я сидела на стуле и могла дышать, настала моя очередь окинуть ее оценивающим взглядом. Что ж, симпатичная. Очень симпатичная, как Эйнсли. Прямые волосы цвета карамели, такие же длинные, как у меня, до середины спины. Высокого роста, в короткой майке, открывающей плоский живот. На этот раз взгляд ее темно-карих глаз был устремлен не на меня. А на парня, что стоял перед ней.
Выражение ее лица сказало о том, что он правильно оценил все ее прелести, и, когда он рассмеялся, ее розовые губы расплылись в широкой улыбке. Улыбка преобразила ее в настоящую красавицу, но уже не она владела моим вниманием, потому что я почувствовала, как мурашки покрывают все тело. Этот смех… Такой глубокий, насыщенный и смутно знакомый. Дрожь пробежала по моим плечам. Этот смех…
Парень шел от двери, и я даже удивилась, что он не споткнулся обо что-нибудь под завистливыми взглядами окружающих. Тут до меня дошло, что он направляется к последним рядам. Ко мне. Я огляделась по сторонам. Сзади оставалось лишь несколько свободных мест, в том числе два слева от меня. Девушка следовала за ним. И не просто следовала. Она прикасалась к нему.
Прикасалась так, словно имела на это право и проделывала неоднократно.
Ее тонкая рука дотронулась до его живота, чуть ниже груди. Она закусила нижнюю губу и сместила руку еще ниже. Золотые браслеты, болтавшиеся у нее на запястье, опасно приблизились к потертому кожаному ремню. У меня вспыхнули щеки, когда парень ловко вывернулся. Было что-то игривое в его движениях, как будто этот танец давно стал для них ритуальным.
Он остановился в конце ряда, и мой взгляд скользнул по узким бедрам, поднялся к животу, который только что трогала девушка, а потом я увидела его лицо.
И перестала дышать.
Мой мозг отказывался воспринимать увиденное. Он просто не догонял. Я уставилась на парня, вглядываясь в его лицо, такое родное и в то же время незнакомое, более взрослое, чем я помнила, но все равно невероятно красивое. Я знала его. Боже мой, я бы узнала его где угодно, даже через четыре года, даже после той ночи, когда я видела его в последний раз. Той ужасной ночи, которая навсегда изменила мою жизнь.
Нет, это больше походило на сон.
Теперь понятно, почему сегодня утром его образ всплыл в моей памяти – потому что я его увидела, просто не осознала, что это он.
Я не могла пошевелиться, мне не хватало воздуха, и разум отказывался верить в то, что все это происходит наяву. Мои руки соскользнули с крышки парты и безвольно упали на колени, когда он уселся на соседний стул. Его взгляд был прикован к девушке, которая заняла место рядом с ним, и я смогла разглядеть его профиль с резко очерченной челюстью, которая еще только намечалась, когда мы виделись в последний раз. Его глаза пробежались по классу, на мгновение задержались на доске. Он выглядел почти так же, только возмужал, и его красота проступала еще более… отчетливо. От потемневших бровей, черных волос и густых ресниц до широких скул и легкой щетины вдоль линии челюсти.
Боже правый, он вырос именно таким, каким я его себе и представляла в двенадцать лет, когда начала по-другому смотреть на него и видеть в нем юношу.
Я не могла поверить, что он здесь. Мое сердце рвалось из груди, когда его губы – теперь более чувственные, – дрогнули в улыбке, а когда на правой щеке появилась ямочка, живот стянуло узлом. Единственная ямочка. Без пары. Всего одна. Я мысленно перенеслась назад, через годы, и смогла вспомнить лишь несколько эпизодов, когда видела его таким расслабленным. Откинувшись на спинку стула, который казался слишком маленьким для него, он медленно повернул ко мне голову. Карие глаза с проблесками золотистых искорок встретились с моими.
Эти глаза мне никогда не забыть.
Легкая, почти ленивая улыбка, которой я прежде не замечала на его лице, застыла. Его губы приоткрылись, и бледность просочилась сквозь смуглую кожу. Глаза расширились, и золотые искорки стали звездами. Он узнал меня; я сильно изменилась с тех пор, но все-таки по его лицу было видно, что он узнал. Он подался вперед, наклоняясь ко мне. Четыре слова вырвались из далекого прошлого и громким эхом отозвались в моей голове.
Не издавай ни звука.
– Мышь? – выдохнул он.
Глава 3
Мышь.
Никто, кроме него, не называл меня так, и я давно не слышала этого прозвища, уже не надеясь когда-нибудь услышать его снова.
Как не надеялась снова увидеть его. Но вот он здесь, передо мной, и я не могла отвести от него глаз. В этом парне не осталось ничего от того тринадцатилетнего мальчишки, и все-таки это был он. Все те же теплые карие глаза с золотыми искорками, та же опаленная солнцем кожа, доставшаяся ему от отца – кажется, наполовину латиноамериканца. Он и сам не знал, откуда родом его мать и ее семья. Один из наших… соцработников полагал, что его мать наполовину латиноамериканка, возможно, из Бразилии, но правду он вряд ли когда-нибудь узнает.
Я вдруг увидела его – прежнего, из детства, когда он был моей единственной опорой в мире хаоса. Девятилетний мальчик – выше меня, но все равно еще ребенок, – вставал стеной между мной и мистером Генри, как делал это всегда, а я жалась у него за спиной, вцепившись в рыжеволосую куклу Велвет, подаренную им же. Я прижимала ее к груди, дрожа всем телом, а он выпячивал грудь вперед, широко расставляя ноги.
– Оставь ее в покое, – рычал он, сжимая кулаки. – Тебе лучше держаться от нее подальше.