Проблема выживания
Шрифт:
– Мама говорила, что девушкам на холодном сидеть… – начал было Ростик, но запнулся. На Любане были солдатские ватные штаны и очень толстая материнская дубленка, сделанная отцом из зимовочного тулупа. В этом наряде она казалась матрешкой, неуязвимой для холода и даже слегка деревянной.
– Много ты о девушках знаешь, – улыбнулась она. – Может, посидишь рядом?
Ростик смел снег с лавочки, сел. Тулуп и у него был что надо, сегодня только со склада получил. Как и солдатский сидор с пайком на ближайшую неделю. Не зря же бегал по всем складам,
К тому же, как теперь почему-то стало казаться, и акацию крысы объели меньше других, и день был с намеком на весну. По крайней мере, снег определенно стал грубее – верный признак скорых оттепелей.
– Что делал сегодня? – спросила Любаня.
– Колокол вешал, экспедицию готовил.
И он рассказал ей в нескольких словах, какие команды получил и как взялся за их исполнение.
– Неплохо, – одобрила его Любаня. – Выходит, мы молодцы?
– Да, мы победили.
– Победили? Что именно?
– Всё, – заявил Ростик. – И саранчу, и коммунистов, и зиму, и голод… Такая у нас полоса пошла – одни победы. И все за нас.
Любаня посмотрела в сторону дома. Наползла какая-то хмарь, даже дым из печи был едва виден.
– А что было сегодня для тебя самым радостным?
– А у тебя?
– Ну, солнышко сегодня стало светить чуть ярче, чем вчера. Говорят, весна быстро наступит… Теперь ты давай.
– Я больше всего порадовался, что у меня теперь есть задание. И появились интересные мысли. Вообще, здорово, что у нас после восстания начальство поумнело.
– Не все, – сказала Любаня.
– А кто не поумнел?
– Борщагов. Говорит, что снова собирает компартию. Обещает, как только выйдет из больницы, разработать конституцию с правом оппозиции на проведение митингов.
– Из больницы?
– Его же вчера, пока он шел домой, где-то подловили… Как мальчишки в школе, честное слово.
Ростик вспомнил, что утром Кошеваров тоже героически не замечал повязку на голове. Судя по всему, райкомскому первосекретарю досталось больше, если он оказался в больнице.
– Прибьют его когда-нибудь.
– Непременно, – согласилась Любаня. – Лучше бы у него ничего не вышло, он самое хорошее дело готов испортачить. Что у тебя еще было хорошего?
– Еще на аэродроме я видел Кима.
– Ты и там был?
– Еще бы! Мне же нужно местность картографировать, а лучше всего это сделать сверху, с воздуха. Вот я и отправился туда, чтобы узнать, когда они полетят.
– А они полетят?
– Пока никто толком не знает. Но Ким говорил, что аэродром почти не пострадал, там ангары довольно жесткие, и саранча почти не пробилась. К тому же эти фанатики остались вместе с машинами, чтобы защищать их… И, как ни странно, многое отстояли. Ни одного серьезного прорыва у них так и не случилось.
– Вот это да! – восхитилась Любаня. – Какие молодцы.
– Молодцы, – подтвердил Ростик. – Жаль, он мне раньше не сказал, я бы к ним пробился.
– Ты был в больнице,
– В общем, Ким обещает сделать, что сможет, и начать полеты.
– Когда?
– Через месяц… То есть местный месяц, в три недели. Итого – первого апреля.
– Никому не верю, – подхватила Любаня.
Ростику все более определенно казалось, что она думает о чем-то совсем другом, не о том, что они тут рассказывают друг другу. Внезапно Любаня решилась, задержала дыхание, а потом выпалила:
– А у нас будет полет?
– Что ты имеешь в виду?
– Я имею в виду нас с тобой.
Ростик оторопел. Он знал, что это когда-нибудь будет, верил в это и всегда надеялся, что он произнесет какие-нибудь соответствующие слова на этом самом месте. Но сейчас, сразу после саранчи…
Он провел рукой по волосам, не заметив, что снял шапку. Дурацкий автомат за плечом сухо звякнул о кирасу. И этот панцирь, еще меч… Зачем он его сегодня взял с собой, автомата хватило бы.
Хотя для чего и автомат нужен, если он всего лишь по городу ходит? Противника нет, вероятно, в округе на несколько сот километров, а он – с автоматом. Ерунда какая-то. Или привычка?..
– Н-не знаю. Дел невпроворот, мне какие-то мародеры привиделись… Я об этом Рымолову сказал, он поверил. Он вообще после того, как прогноз на закапывание оправдался, стал ко мне прислушиваться, кажется. А тут такое…
– Да, такое. Именно.
Посидели молча. Плохо все получилось, а как теперь исправить, он не знал. Вот она сейчас встанет, уйдет к себе, и он с ней никогда больше не сможет заговорить, даже по-дружески.
– Любаня, я всегда хотел тебе сам это предложить. Понимаешь? Но только это казалось жутко сложной проблемой…
Любаня внезапно сверкнула глазами.
– А ты смотри на это проще, как на проблему выживания. Рода, например, фамилии Гриневых…
Ростик смутился, почувствовал, что краснеет. Эх, и почему девчонки с этим так торопятся, что им, шпоры мерещатся, что ли?
– В общем, и выживание тоже. Но здесь я как-то не могу…
Любаня повернулась к нему. И маленькая, чуть выше плеча, а смотрит почему-то свысока. Как будто сейчас вынет платок, утрет Ростику нос и начнет воспитывать.
– Мы же победители? Сам сказал, сколько побед за нами, и за тобой, в том числе. Неужели еще одну маленькую победу не сможешь завоевать?
– Тебя?
– Для меня тоже. И для себя, если это правда.
Ростик кивнул.
– Конечно, правда. Ты же знаешь. Нас еще во втором классе дразнили «жених и невеста».
– Я об этом тоже сегодня вспомнила, – улыбнулась она. Но на глаза ее почему-то опустился иней. Или это был не иней? – Ну, почему ты не скажешь того, что я хочу услышать?
Ростик понял. И про себя, и про нее.
– В самом деле.. Раньше не решался, но сейчас скажу. Любаня, я люблю тебя.
Она улыбнулась, провела рукой по глазам. Это оказался не иней.