Пробоина: Гвардеец
Шрифт:
Так было и с моей Катькой. Хорошая была девка.
Рыжие волосы, красивые серые глаза с зеленоватым отливом… Невысокая, сисястая, но фигурка, словно песочные часики.
Не первая красавица на деревне, конечно, из-за веснушек и прыщей, но зато простая девушка. Без лишних заморочек, в виде желания звезд из Пробоины на небе.
Эх…
А потом она повстречала мимолетного Подлунного. И наша последняя с ней ссора, перед тем, как я свалил в армию, снилась мне уже в который раз.
—
Полновесные слезы капали на красивое бордовое платье, что я ей купил на годовщину нашего знакомства.
Три года мы с ней встречались. Гуляли, держась за руки, и провожали вечера, размышляя о будущем. Катя была моим светом нормальной жизни, маячащим где-то впереди.
Сейчас я смотрел на изодранное платьице, подол которого в лохмотья обтерся и запачкался, а шнуровка на груди была попросту сорвана. Негодяй даже не постеснялся развязать тесёмку, применив грубую силу. Не он же дарил это платье, на накопленные с таким трудом меченки…
Я печально вздохнул. Какой смысл ругаться?
Ну, покричу я на нее. Может, даже ударю. А толку? Что от этого изменится?
Мне станет легче морально, да. Но это ведь временно, а потом я сам себя буду корить за то, что так поступил, что сорвался.
— Сгинь твоя луна, — процедил я сквозь зубы, возвышаясь над девушкой и бросая на нее тень, словно Пробоина в небе, — Видеть тебя не хочу.
— Егорушка, любимый! Прости… Проси что хочешь, все сделаю! — вновь заскулила она, обхватывая мою ногу и утыкаясь лбом в колено, обильно при этом размазывая помаду, тушь и слезы по моей штанине.
Я поджал губы. Вон как, даже накрасилась для этого ублюдка… В душе больно защемило от обиды.
Она ж с ним всю неделю гуляла. Гуляла, пока он не уехал, попросту оставив ее тут. Да и не думаю, что он на самом деле планировал забрать сельскую простушку.
Все опечаливалось еще и тем, что Катька, не смотря на пышные и приятные формы, как воспитанная девушка, хранила верность семейным традициям и не разделяла со мной ложе. Потому как до свадьбы-то и нельзя.
Мы, конечно, не совсем уж строго всему следовали. Ласки в наших встречах регулярно переходили в разряд откровенных поцелуев и поглаживаний, но дальше не заходили.
А тут приезжий за неделю ее совратил, утащил в койку и, потаскав пару дней за собой хвостиком, бросил. И кому теперь такая пользованная девка нужна? Егорушке любимому?
Больше всего бесило, что это обычное дело у Подлунных. Сколько я Катеньку не предупреждал, а она все равно повелась на сладкие речи, да на золотые горы.
Я говорил. Я объяснял. Даже умолял, пока не было поздно. Сейчас зубы у меня скрипели от безысходности…
Ведь ситуация-то не из простых. Любил я ее, дуру, всем сердцем любил. На свадьбу копил, а она вот так изменила.
И ведь
Ее нормальный мужик не имеет права взять. А если возьмет, то позор на всю семью. У нас, Безлунных, тоже были понятия о чести.
Тогда я её прогнал. И каждый раз прогонял, в каждом сне. Потому что любил дуру. Любил, хоть и понимал, что она по глупости разрушила и свое, и мое будущее.
Именно тогда я потерял последнюю нитку, связывающую меня с домом. Собрал пожитки, доработал последние смены в мастерской. Попрощался со всеми и отправился в ближайший рекрутский пункт. Становиться Подлунным.
Не ради мести тому мудаку, нет. Я, если честно, и имени-то его не знаю, и лица даже толком не помню. Его душу Пробоина сожрёт, а мне просто охота человеком наконец стать.
Не тварью дрожащей, что должна терпеть выходки приезжих выродков, а самому выбирать, что делать, с кем спать и где работать.
И, кто знает, может, вернусь еще за Катькой? Любил я её… Честно, я не исключал и такой вариант, ведь ничто не затронет гранитную честь Подлунного, никто не посмеет вякнуть мне про позор.
Если, конечно, Катька за какого алкоголика замуж выскочить не успеет.
В который раз я проснулся посреди ночи.
Глаза неприятно щипало от слез, а кожу от холода. Хм, кажется, я так и уснул без одеяла. Хотя лежал уже укрытый, мужики все же подсобили, вот только согреться не успел.
Грубый армейский плед, колючий и неприятный, сейчас он казался таким теплым, что хотелось укутаться в него целиком, калачиком. И плевать, что потом буду чесаться от натертостей. Грубый ворс, чтоб его.
— Миха, спишь? — тихо спросил кто-то из отказников, что лежали в дальнем углу.
Я замер. Судя по храпу товарищей на соседствующих койках, вопрос был адресован другому слабаку. Какое совпадение, все дохляки собрались в одном углу.
— Не-а, — так же тихо отозвался пухляш, после чего заскрипела кровать, послышались шаги, и пухляш зашипел, — Да ну тя в Пробоину! Может не стоит?
— Ой, лан те, Мих, они один фиг все спят, — негромко усмехнулся первый, так же заскрипев кроватью, — Когда эти чушки спохватятся, так мы уже и дома будем.
— Да ну, Лех, у своих как-то западло брать, — возмутился Миха, однако, судя по шуршанию, уже надел тапки, — Не по понятиям это…
— А где ты тут своих видел? — отмахнулся Алексей и принялся красться меж коек к шкафам, — Лично я вижу толпу шакалов. Вот тебя хоть кто-нибудь, кроме меня, поддержал там на преградах? Этот вон, так вообще, оттолкнул!
Подстрекатель пробрался к шкафам и уже приоткрыл дверцу шкафчика бывшего вахмистра. Мое же внимание внезапно привлек слабый скрип со стороны кровати Жени Михайлова.