Пробуждение мёртвых богов 2
Шрифт:
– Почему вы решили предупредить нас?
– Я, госпожа Марина, прежде всего – финансист. Да, мне удалось заработать большие деньги на спекуляциях с недвижимостью, и раньше можно было заниматься этим довольно спокойно. Однако с приходом к власти вашего мужа, я понял, что безмятежные времена кончились. В том Риме, который он хочет построить, и уже успешно строит, не будет места таким дельцам. Я подумал, что если воспользоваться амнистией и спокойно вложить свои капиталы в новое дело, это будет гораздо выгоднее, чем продолжать заниматься спекуляциями и тем более, участвовать в государственном перевороте. Завтра я приду
Гней удалился, а Марина сразу бросилась ко мне, передать свой разговор с Гнеем Ульпием.
На следующий день я как следует подготовился к визиту Тита Аврелия. Когда разведчики доложили об его приближении, мои легионеры заняли соседние помещения, а трое самых ловких и натренированных, спрятались в моём кабинете, ничем не выдавая своего присутствия.
Тит Аврелий произнёс прочувствованную речь, выволок на середину кабинета сундук, открыл крышку. Я сделал вид, что хочу наклониться и рассмотреть его содержимое, и в это время на меня бросился один из них, доставая из-под туники короткий меч. Остальные также начали выхватывать оружие, но я со своими воинами ожидал этого и был настороже. Вспыхнула короткая схватка, в результате которой трое заговорщиков были убиты, а сам Аврелий попал в плен. Ульпий сразу бросился на пол и откатился в сторону. Мои легионеры были предупреждены и не тронули его.
Четверых заговорщиков, отправленных в Сенат, также обезоружили воины, ожидавшие их в засаде. Сенаторы, приговорённые к смерти, были спасены, а вот их несостоявшиеся убийцы жестоко поплатились.
Суд, а скорее, трибунал, состоялся на следующий день, и тут уж никто не подал голос против моего решения. Все заговорщики, а также несостоявшийся император Сергий Аттиан, были приговорены к смертной казни, и обезглавлены тут же на площади.
Таким образом, я выиграл ещё один раунд бесконечного поединка «Император Алексий против своих врагов». Сколько ещё предстоит таких раундов – не знал никто.
Наконец-то я дождался приезда в Рим первой партии из Александрии! В основном это были чиновники и управленцы, но также прибыл Димитриос, молодой грек из Коринфа – высокий, худой, кучерявый, носатый, фанатично увлечённый наукой и изобретательством. Способный учёный, заботой которого являлись забытые рукописи, чертежи всевозможных изобретений, похороненных и забытых. Я велел выбирать те из них, которые не просто описывали нечто новое и необычное, но содержали какие-либо описания и чертежи.
Димитриос привёз несколько пергаментов, глиняные таблички, а также кипу бумажных листов, на которые тщательно скопировал то, что нельзя было вывезти из библиотек. Я внимательно просмотрел эту кучу: то, что было написано на латыни и по-гречески. С арабской вязью помог мне разобраться Димитриос. Имелось много лишнего, но несколько бумаг содержали очень интересные описания некоего подобия воздушного шара и предтечи
К счастью, вопросы строительства оружейных заводов не требовали пока моего постоянного контроля и присутствия, поэтому я снарядил один из самых быстроходных кораблей и вместе с Димитриосом и его чертежами рванул на Сардинию, к Гао Чжимину и его Мэйлинь – наше головное КБ, как я мысленно его называл.
Когда наш славный Чжимин увидел чертежи и описание подобия воздушного шара, привезенные Димитриосом, он схватился за голову и начал громко причитать по-китайски. Невозмутимая Мэйлинь переводила его стенания на греческий:
– Как же я сам не догадался! Регулировка температуры! Корзина с печкой!
Как оказалось, наш китайский гений загорелся идеей воздушного шара ещё в предыдущий мой приезд, когда я продемонстрировал ему маленькую тонкую шкуру, поднятую ввысь нагретым воздухом. Надо сказать, что Чжимин проделал после этого большую работу: используя шёлк, сложенный в несколько слоёв, и пропитанный особым составом для герметичности, а также верёвки и другие материалы, он изготовил закрытую оболочку, почти не пропускающую воздух. Догадался даже вставить внизу медный обруч, вокруг которого закрепил концы шёлковых полотен, обмазав их по периметру огнеупорным составом на основе глины и получив таким образом горловину для накачки нагретого воздуха.
Но что делать дальше, он не знал. Построил небольшую печь с короткой трубой, в которой сжигал сухую траву, направлял горячий воздух внутрь шёлковой оболочки, отпускал свой шар в небо, держа за тонкую, но прочную верёвку. Вскоре горячий воздух остывал, и шар опускался на землю. Всё работало прекрасно, но как практически применить новое изобретение, китаец не знал.
Все свои усилия он тратил на то, чтобы получить более горячий воздух, который дольше не остывает. Его последние модели показывали относительно неплохую высоту и дальность, но этого всё равно было недостаточно для практического использования, да и сами по себе такие шары никакой опасности для противника не представляли.
Тут-то и подоспели мы с Димитриосом. Как оказалось, двести лет назад какой-то изобретатель соорудил некое подобие воздушного шара, но его изобретение не произвело впечатления на тогдашних правителей. Он не знал о существовании шёлка, поэтому оболочкой служила воловья шкура. Она имела большой вес и позволяла изготовить оболочку очень малого объёма, так как размеры имела ограниченные, а сшитые кустарным образом несколько шкур пропускали воздух, и были очень тяжелы, так что данная конструкция летала как крокодил из анекдота моих времён «низко-низко и недалеко».
Но зато неведомый греческий Икар додумался до того, что так и не смог постичь Икар китайский: подвесить под оболочкой плетёную корзину с небольшой печкой, способной поддувать горячий воздух в оболочку прямо в небе, тем самым увеличивая высоту и дальность полёта в разы.
Работа закипела. Димитриос и Чжимин целыми днями экспериментировали: приспосабливали плетёные корзины, конструировали лёгкие небольшие печи-горелки, искали наилучшие материалы для получения наивысшей температуры горения. Самое удивительное, что они как-то понимали друг друга, не используя при этом «универсальный переводчик» в виде кувшина фалернского.