Пробуждение Посейдона
Шрифт:
Гома не могла отделаться от ощущения, что все они ожидают вынесения ужасного, необратимого вердикта какого-то суда. Было трудно заснуть, трудно думать о чем-либо другом. Она задавалась вопросом, что стало с Кану, был ли в каком-то смысле "Кану" все еще живым существом. Было бы неплохо поговорить с Ндеге и выяснить, чему она, в свою очередь, научилась у своей матери во время пребывания Чику в Хранителе.
У нее не было Ндеге, у нее не было Мпоси или Кану. Она даже не могла поговорить с Ниссой, единственным другим человеческим существом, которое пережило этот Ужас и кое-что знало о его качествах.
– Если бы он намеревался причинить нам вред, - сказал Грейв, - я думаю, мы бы уже знали об этом. У него были все шансы атаковать, когда он захватил Кану. Должно быть, он почувствовал нас поблизости - в лагере, на борту корабля, - но предпочел не применять разрушительную силу.
– А если бы Кану не пошел туда?
– спросил Ру.
Грейв посмотрел вниз.
– Я не знаю.
Они втроем сидели за одним из столиков Юнис. После церемонии погребения Гома и Ру проводили много времени с выжившими танторами на нижних уровнях лагеря. Но Восставшим Орисона также было необходимо дать возможность познакомиться с единственным выжившим участником занзибарской экспедиции Восставших, и человеческие существа были нежелательным осложнением во время этого процесса.
– На вас не похоже не быть в чем-то уверенным, - сказал Ру.
– Я думал, что все дело в определенности, когда речь идет о "Втором шансе"?
В его вопросе была лишь легкая насмешка, и Грейв явно не обиделся.
– Если бы только, Ру. Как ни странно, ничто в философии "Второго шанса" не подготовило меня к этой ситуации - быть на Орисоне, ожидая услышать, что непримиримая инопланетная машина сделает с нашим посланником-человеком, который, так уж случилось, несет с собой надежды марсианских машин.
– Значит, мы все в одной лодке, - сказала Гома.
– Как вы думаете, он сделал бы то, что сделал, если бы Нисса была все еще жива?
Ру пристально посмотрел на него.
– Вы думаете, это было самоубийство?
– Я не знаю его достаточно хорошо, чтобы сказать наверняка, но это выглядело как поступок человека, у которого закончилась надежда.
– Вы не можете его винить, - сказала Гома.
– Сначала Ужас, потом потеря жены? Никто из нас не в том положении, чтобы осуждать Кану за это.
– Поверьте мне, осуждение - это последнее, о чем я думаю, - сказал Грейв.
– Я просто хотел бы, чтобы у него было больше времени смириться со своим опытом. Я думаю, у него хватило бы сил смириться с ним, если бы все это не случилось одновременно.
– Вам легко говорить, вы не прошли через весь этот Ужас, - сказала Гома.
– Никто из нас не проходил через это, - ответил Грейв.
– Но, в конце концов, каждый из нас был бы волен отвергнуть это послание.
Ру сделал скептическое лицо.
– Вы имеете в виду, отрицать это?
– Если отрицание - это ментальная стратегия, позволяющая смотреть жизни в лицо, пусть будет так. Смерть - это отрицание. Отрицание лучше, чем это, при любых обстоятельствах. Кроме того, у нас нет объективных доказательств того, что Ужас является чем-то иным, кроме психологического оружия, набора очевидных утверждений, которые кажутся убедительными только потому, что они внедряются в наши умы на очень глубоком уровне, как своего рода коварная пропаганда.
– Нам не нужен Ужас, чтобы донести до нас послание, - сказал Гома.
– Для этого у нас есть все необходимое - грамматика Мандалы излагает ту же истину. Вакуум разрушится. С этим не поспоришь.
– Может рухнуть, - заявил Грейв.
– Но их физика может быть неправильной. Рассматривали ли вы такую возможность?
Гома покачала головой.
– У них были миллионы лет, чтобы найти в нем изъян. Если бы он был, они бы его нашли.
– Но это почти позиция веры, не так ли? Безоговорочно принимая тот факт, что в логике М-строителей не было ошибки, вы ставите их на уровень богов. Но они не были непогрешимыми - мы сами видели доказательства этого.
– А у нас они есть?
– спросила Гома.
– Посейдон безжалостен, но он также неразборчив в средствах. И эти Мандалы - опасная, мощная технология, которой позволили остаться незамеченной? Если они и были богами, то безрассудными, беспечными существами. Небрежные божества. Они оставили нам несколько смертоносных руин - спросите жителей "Занзибара". Спросите свою мать.
– Моя мать мертва.
– Мне жаль, но суть остается в силе. Я не вижу непогрешимости в работе М-строителей, Гома. Я вижу высокомерие. Слепоту к собственным недостаткам. Зная это, как мы можем иметь хоть малейшую уверенность в их пророчествах?
– Это не пророчества - это предсказания!
Грейв торжественно кивнул, как будто перед ним открылась какая-то великая и неуловимая истина.
– Тем не менее, это с таким же успехом может быть заблуждением, в которое они сами себя загнали, - своего рода психозом на уровне вида. Почему мы должны быть связаны этим?
– Если бы вы понимали физику...
– начала Гома.
– А вы понимаете? Это не ваша родная дисциплина, так же как и не моя. Все, что, как вам кажется, вы знаете, было отфильтровано через понимание Юнис.
– Этого было достаточно, чтобы я поняла это.
– Но Юнис не приняла это близко к сердцу, не так ли? Если бы она это сделала - если бы она действительно приняла евангелие М-строителей - что все действия тщетны, что нет смысла ни в одном поступке, ни в одном жесте, - тогда она бы не отдала свою собственную жизнь, чтобы спасти Ру. Это был поступок, порожденный добротой и сочувствием, а не отчаянием.
– Мы не можем знать, что было у нее в голове, - сказала Гома.
– Но мы можем оказать ей честь, признав, что ее жертва имела смысл - что это было нечто большее, чем пустой жест. Этим единственным добрым поступком она опровергла каждое слово, когда-либо написанное M-строителями. Их правда принадлежала им, и они могли жить с ней - но мы не обязаны.