Пробуждение Посейдона
Шрифт:
– Я бы и не мечтал об этом. Как бы то ни было, мы оба потеряли Юнис, хотя вы знали ее лучше, чем я. Примите мои соболезнования. Как вы себя чувствуете?
– Она не была моей матерью, она не была Мпоси, она не была Ру. В общем, мы провели вместе всего несколько дней.
– Но по сравнению с этими несколькими днями вы представляете себе весь период ее жизни. Возможно, вы не были знакомы с ней лично до недавнего времени, но вы знали о ней на протяжении всего своего существования. У нас у всех так было.
– Юнис умерла, - твердо сказала Гома.
– Это то, что нам всегда говорили. В глубоком космосе, сама по себе. Кем бы она ни была... кем бы она ни была... это не так просто, как нам хотелось бы. Она не была Юнис. Она даже не претендовала на это - она точно знала, кто она такая, откуда пришла. Она даже сказала нам, что была роботом! Но робот обрел плоть, и плоть несла в себе воспоминания, которые казались ей реальными. Кто мы такие, чтобы отрицать это? И теперь есть тело, которое нужно похоронить, и сердце, которое нужно забрать обратно в Африку.
– Тогда ради спора - ради приличия - возможно, по большому счету, не будет никакого вреда, если вы продолжите думать о ней как о Юнис. Ее ветвь, крыло. У особняков есть крылья - почему не у людей? Мы с Мпоси были братьями, но у нас были разные матери. Сейчас непростые времена для любого из нас, Гома. Но мы с трудом справляемся. Мы придумываем что-то и надеемся, что эти конструкции послужат нам. Иногда мы терпим неудачу не так сильно, как могли бы.
– Это подразумевается как поощрение?
– Это лучшее, на что я способен.
Они говорили об Ужасе и о колесе. Гома не испытывала такого ужаса и могла только представить, какую глубину прозрения пережил Кану, когда сквозь его корабль проходила преследующая луна. Точно так же Кану не был посвящен в размышления Юнис о более глубоком значении канавок или о том, что они представляют собой набор инструкций для изменения базового уровня реальности.
Гома пересказала идеи Юнис, как могла. Кану слушал с интересом и время от времени криво улыбался, Гома надеялась, что тема была достаточно увлекательной, чтобы отодвинуть его горе в сторону, по крайней мере, на время их разговора.
– Итак, у нас остается вопрос, - сказала она.
– Они сделали это или потерпели неудачу?
– Сможем ли мы когда-нибудь узнать?
– Вселенная не подверглась переходу в вакуум. Если бы это было так, нас бы здесь не было, чтобы обсуждать это.
– С другой стороны, возможно, это вот-вот произойдет, и у нас не будет ни малейшего представления об этом. Или же это могло продолжаться неопределенные эпохи, всегда находясь на грани краха, но так и не достигнув его в полной мере. Я думаю, здесь есть место для небольшой истории.
– Хранителям было отказано в доступе к колесу, - сказал Гома, - но нам разрешили взаимодействовать с ним. На каком-то уровне М-строители должны доверять нам свои знания. Значит ли это, что мы должны попытаться связаться с ними?
– Вы имеете в виду покопаться в квантовой реальности?
– Юнис сказала, в половицах.
– Полагаю, что на это могло уйти значительное количество миллионов лет. Так что нет никакой спешки с принятием решения. Во всяком случае, не сегодня.
Она выдавила из себя улыбку.
– С этим трудно жить?
– Этот Ужас?
– Знание. Тщетность. Конец всему, бессмысленность каждого поступка. Вы можете продолжать теперь, когда они вбили это вам в голову?
Кану, к его чести, по крайней мере, подал все признаки того, что обдумывает свой ответ.
– Нелегко, Гома, буду честен. Я это видел. Чувствовал это глубоко внутри себя. Не просто как какой-то абстрактный, теоретический результат, но как глубокую руководящую истину. Я знаю, что все, что я вижу, все, что я делаю, ничего не значит. Мы могли бы сидеть здесь, сейчас, и разгадывать тайны человеческого счастья, и все это было бы забыто, стерто, как будто этого никогда и не было. Чего с таким же успехом можно и не делать.
– Это звучит невыносимо.
– Так и есть. Но опять же, вечные истины никуда не делись. Я видел, как умирала моя жена. Я видел, как паттерны ее мозга сходят на нет, и хотя я знаю, что наши жизни были бессмысленны, что ни один из нас ничего не сделал для потомства, я все равно плакал. Я бы хотел, чтобы она сейчас была здесь, со мной. Я хотел бы заключить ее в свои объятия, чтобы я мог попросить у нее прощения. Я хотел бы вернуться с ней в Лиссабон, чувствовать солнце на наших лицах, решать, где поесть. И я голоден, и у меня синяк на бедре, и я буду очень рад, когда он заживет, потому что это неудобно. Так что в этом смысле я все еще человек, живущий настоящим моментом, обуреваемый желаниями и нуждами. Этого достаточно, чтобы построить свою жизнь вокруг, продолжать жить?
– Юнис познала этот Ужас. Она нашла способ.
– Вряд ли она была типичной.
– Нет, но я тоже так не думаю. Вы нужны нам, Кану. Вы пережили нечто действительно важное. Вы должны остаться здесь ради всех нас - нам нужна ваша мудрость.
– Моя мудрость?
– Ваш опыт. Называйте это как хотите.
Он признал ее правоту, но выглядел смущенным этим. Ей было интересно, о чем он думает.
– А как насчет вас?
– спросил он.
– Вы упомянули Африку, но, если я не ошибаюсь, вы никогда не были на Земле.
– Все всегда бывает в первый раз, в том числе и это. Во всяком случае, у них там есть слоны. Мне нравятся слоны.
– Мне тоже, - сказал Кану.
– Но, честно говоря, мне потребовалось некоторое время, чтобы проникнуться к ним теплотой.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЯТАЯ
К тому времени, когда "Травертин" вернулся на орбиту Орисона, посадочный модуль был пополнен и подготовлен к спуску в старый лагерь Юнис. Гома и Ру путешествовали с Гектором, втиснувшись в герметичный отсек рядом с подвешенным в гамаке Восставшим, в то время как Васин управляла спуском - гораздо более легким делом, чем посадка на колесо, и с которым она справилась с определенной небрежностью. Их сопровождали Кану, доктор Андиса, Питер Грейв и Караян, а также тело Юнис Экинья.