Продается дом с кошмарами
Шрифт:
«Наконец-то!
– сказал себе Костя. – Никто не достаёт, не дёргает, не лезет с советами. Бунина читать нарочно не буду - и без него вокруг вон такие дебри. Прямо начало кайнозойской эры. Да здесь я гениальное что-нибудь сотворю! Прямо сейчас!»
Широкой, свойственно гениям походкой Костя двинулся в дом. По дороге он старался дышать всей грудью, глубоко забирая в себя свежесть и дивные садовые запахи. Даже в носу от ароматов зачесалось, как от сильно газированного тоника.
В комнате с розовыми обоями (и чёрт с ними!) Костя уселся за стол. Открыл ноутбук. Быстро навалял крупный, заранее придуманный
Именно зловонная! Когда сияет солнце, шумит за окном сад, пахнет яблоками и - этой, как её?.. мелиссой?
– тогда писать хочется о чём-то жутком и зловонном.
Придумывая следующую фразу, Костя сощурился и поглядел в окно. Там мельтешили на ветру какие-то деревья. За ними стояла довольно уродливая дача в финском стиле - та самая, где никто не живёт.
Поскольку комната для гостей располагалась на втором этаже, покинутая дача была перед Костей как на ладони. Он видел: окна там плотно занавешены полосатыми шторами, двор зарос бурьяном, на крышу и балкон нанесло ветром сору. Сбоку на карнизе даже успело вытянуться нахальное деревце. А вокруг ни души…
Или нет?
Костя готов был поклясться, что полосатые шторы вдруг колыхнулись, и не от сквозняка. Сначала образовалась меж ними тёмная щель, а затем вполне реальная, с пятью пальцами рука штору задёрнула и щель ликвидировала.
В животе у Кости повеяло гнусной прохладой. Кто только что шевелил шторы? Вор? А может, в пустую дачу забралась целая шайка грабителей? Что они там делают? Жрут просроченные домашние заготовки? Или прячутся, совершив что-то ужасное?
Зловонная жижа в сапогах Баррекра тут же показалась Косте пустяком. А вот закрыл ли он входную дверь на задвижку – вопрос, на который мог быть и леденящий душу ответ.
Через три ступеньки Костя снёсся с лестницы и кинулся в прихожую. Амбарный засов на двери был в полном порядке. Нет, нельзя быть таким пугливым, иначе творческий процесс побоку!
Чтоб прийти в себя, Костя вышел на крыльцо. Он закрыл дачу Колдобиных на ключ и огляделся. Деревья в саду по-прежнему лопотали, облака розовели, но пахучий воздух свободы уже не так беспрепятственно лился в Костины ноздри и не достигал глубины души. Глаза Кости так и косили на заброшенную дачу. Там всё было тихо, неподвижно, мертво.
«Почудилось! Наверное, у меня галлюцинация была - от излишка кислорода, с непривычки, - решил Костя. – Я про такое слышал. Нельзя пугаться всякой ерунды! Лучше буду глядеть на Шнурковых: у них всегда полно народу и весело».
Однако у Шнурковых теперь тоже не было ни души – наверное, они пошли обедать. Лишь на газоне валялась, задрав ноги, голая, лысая, жалкая кукла Барби. От её вида стало ещё тошнее.
«Наплевать! Баба я, что ли? – разозлился Костя. – Надо для бодрости прошвырнуться по саду. Если не поможет, сделаю пятьдесят приседаний».
Костя постоял немного у фонаря и отправился в самую гущу сада. Он лихо отбрасывал ветки, которые осмеливались преградить ему дорогу, и отплёвывался от мелких тусклых мошек.
Костя энергично отбивался от глупых насекомых и потому не заметил, как добрался до границы владений Колдобиных. Он уткнулся в забор. Это был всё тот же бетонный забор, что, подобно китайской стене, отделял дачные угодья от прочего дикого мира. В заборе зияла пробоина. Была она такая широкая, что мог в неё не только вор пролезть, но и въехать мотоцикл с коляской.
Однако, похоже, мотоциклы тут не ездили и даже никто не ходил - бурьян у дыры стоял девственный, нетоптаный. Свою дыру Колдобины не стали заделывать сеткой, а просто прикрыли грязным листом ДВП.
Продравшись сквозь бурьян, Костя отодвинул ДВП и очутился в таком же бурьяне, только не принадлежащем Колдобиным. Оказалось, сад выходит к обрыву. Вид был отсюда потрясающий – внизу зелёной бездной темнел овраг, а его противоположная гряда казалась далёкой, лежащей за тридевять земель.
По краю обрыва, вдоль забора, шла под уклон тропинка. По ней Костя быстро сошёл к деревне. Здесь не так оглушительно лопотали деревья, и было, казалось, теплее. Пахло помидорной ботвой, курами и сдобным дымком. Деревенские заборы тоже заросли всякой зелёной нечистью (похоже, у копытинцев до них просто руки не доходили). Но всё-таки эти заборы были не так высоки и неприступны, как дачная ограда.
Костя медленно шёл задами огородов. Поверх заборов он разглядывал зелёные и пожухлые грядки. Страх перед пятернёй, что задёрнула полосатую штору, прошёл. Вздрогнуть пришлось лишь однажды – когда Косте под ноги упал и тут же скрылся в кустах кот, невероятно худой и крупный. В зубах кот нёс полный круг ливерной колбасы. Костя свистнул вслед. На душе стало легко и весело. Даже мошки-толкуны отстали. Костя был бы абсолютно счастлив, если бы в кеды ему не набились какие-то колючки, а к штанам не липли бы репьи.
– Кристинка! Это что же деется? Ещё утром у меня тут кабачок лежал!- услышал вдруг Костя пронзительный старческий голос.
Он заглянул через забор в ближайший огород. Там стояла маленькая старушонка в белом платочке. Несмотря на летнюю жару, поверх ситцевого платья старушонка надела такую же древнюю и ветхую, как она сама, жилетку из овчины мехом внутрь.
Гневные слова старухи не остались без ответа. Они подняли во весь богатырский рост молодку, которая до того возилась в соседнем огороде, стоя в традиционной позе труженика полей, то есть раком. Молодка была румяная, крепкая, загорелая, в бикини и напоминала сдобную, хорошо пропечённую булку.
Будучи толще и выше старухи раза в три, молодка тем не менее отвечала почтительно, тоненьким голоском:
– Да что вы, Марья Афанасьевна! Не видала я вашего кабачка! Я и в огород только что вышла – с утра помидоры закручивала.
– Врёшь, лихоманка тебя возьми, - не поверила старуха. – Лежал тут кабачок сорта Фромантен! Они у меня нынче что-то плохо взошли, я их всех наперечёт знаю. Лежал кабачок! Лежал!
– Лежал, ваша правда. Помню. Ой, неужто его спёрли? Вот жалко! Миленький такой был. Только не брала я его, ей Богу!- лепетала Кристинка