Продана Миллиардеру
Шрифт:
– Значит, ему стало лучше? – вопрос вырывается на автомате, но под тяжелым взглядом врача я невольно напрягаюсь, нервно прибавляю: – Ну раз посещения теперь разрешены. Он идет на поправку?
Срываюсь. Больше не могу контролировать тревогу. Несколько дней пытаюсь добиться визита в клинику. Хоть на пару минут. Хотя бы просто взглянуть со стороны.
Мне нужно увидеть Волкова. Лично. Понять, что он в порядке, постепенно приходит в норму. Его госпитализировали в тяжелом состоянии. Бригада “скорой помощи” была поражена, как мужчина умудрился провернуть трюк с тросом, получив настолько серьезные травмы. Рабочие находились под сильным впечатлением от его маневров. Волков действовал так, будто абсолютно не замечал боль. Решительно. Бесстрашно.
Я тогда едва соображала. В ушах до сих пор стоит скрежет чудовищного механизма. Жуткий лязг выломанной трубы. А еще – толчки крови мощно врезают по вискам. Прошибают до холодного пота.
Волков успел подхватить меня в последний момент. Уберег от падения с огромной высоты.
Его взгляд. Ухмылка. Кадр сменяется кадром. Я плохо помню, что говорил Волков. Знаю, он пробовал меня успокоить, отвлечь от паники.
Ужас накатывал тягучими волнами. Пронизывал. Пробивал. Пронимал. А Волков отгонял его, отбрасывал прочь от меня. Легко, ловко. Точно играл. Умело переключал внимание.
– Лика, – он повторял мое имя. – Лика.
Остальные слова смазываются в памяти. Зато синие глаза не торопятся исчезать. Неотступно рядом. Незримо. Действуют магнетически.
Волков вытянул меня. Обещал и сделал.
Разбушевавшиеся эмоции мешают сосредоточиться.
Я опять возвращаюсь туда. В тот чудовищный момент, когда всю мою одежду заливает чужая кровь, запах металла забивается в ноздри, багровая пелена застилает реальность. А я попадаю в такой шок, что даже не ощущаю ни намека на тошноту.
– Глеб, – бормочу сдавленно, лихорадочно пробую найти пульс, веду пальцами по мощному горлу. – Глеб, ты меня слышишь?
Он молчит. Веки плотно сжаты. Я стараюсь не смотреть на то, ужасающее месиво, в которое превратилась его левая рука. Но пытаюсь осторожно перевязать, остановить кровотечение. Вспоминаю все, что учила прежде, оказываю первую помощь.
Я знаю, что нельзя отключаться до приезда “скорой”. Вот сдам его врачам, тогда потеряю сознание. А пока я не могу оставить Волкова.
Нет, нет. Я должна быть рядом, должна убедиться, что он попал в надежные руки, в хорошую клинику, к лучшим врачам.
Я замечаю, у него и на спине есть ранения, но переворачивать мужчину не рискую, опасаюсь навредить. В мозгу яркими всполохами всплывают все рассказы, услышанные от папы. Часто бывает, что люди пытаются помочь пострадавшим, а в итоге делают хуже.
Я склоняюсь над ним, ловлю его дыхание.
– Глеб, – повторяю будто заведенная. – Глеб.
Его ладонь опускается на поясницу. Резко. Жестко. Притягивает меня ближе. Глаза закрыты. На лице не дергается ни один мускул. Похоже, это рефлекс.
Я зажмуриваюсь, мотаю головой, отгоняя воспоминания.
Все позади. Все обязательно наладится. Это ведь лучшая клиника в городе. Папа не сомневается, что Волков полностью поправится. Травмы тяжелые, однако прогноз хороший.
– Я бы и сейчас никого к Волкову не пускал, – хмуро заявляет врач. – Только некоторым посетителям нельзя отказать. Да и пациент у нас особенный. Такого трудно в палате удержать.
– Подождите, – выдаю изумленно. – А он что, пытается сбежать?
– Только первый день спокойно прошел, – усмехается. – Да и то благодаря наркозу.
– Но как это? – поражаюсь. – Зачем? Неужели он не понимает, что важно пройти полный курс лечения? С такими ранами бегать нельзя.
– А вы попробуйте ему объяснить, – хмыкает. – Может, вас послушает? Врач для него не авторитет. Он сам себе лечение назначает и уверен, будто у него лишь пара незначительных царапин, находиться в клинике нет смысла.
Я сдавленно выдыхаю. Ничего себе поворот.
– Видели тех верзил у входа? – спрашивает доктор.
Киваю. Я сразу обратила внимание на выразительную внешность амбалов. Мордовороты слабо походили на медицинский персонал, даже с учетом того, что нарядились в белые халаты.
– Государственная охрана, – поясняет мужчина. – Друг Волкова нам целую армию предоставил. Как чувствовал, что тот попробует удрать.
– Почему он так себя ведет? – не перестаю удивляться.
– Спешит, – разводит руками врач. – Говорит, срочные дела. Ждать ему некогда. Ладно, вы присаживайтесь. Я вас позже в палату приглашу.
Мужчина намеревается уйти, но сталкивается с медсестрой.
– А вы куда?
– К Волкову, – отвечает девушка. – Процедура на двенадцать.
– Я же перенес на два, – замечает врач, открывая папку. – Да, вот новый график. И вообще, я Тамару Петровну назначил. Это же не ваш пациент.
– Ну так мы поменялись, – невозмутимо пожимает плечами. – Я хорошо справляюсь со своими обязанностями. Нареканий нет.
– Потом разберемся, – отмахивается мужчина. – Утром я сам осмотр провел, а дневные процедуры сместим. Все равно у Волкова сейчас посетители.
– А она что, тоже к нему? – кивает медсестра в мою сторону и мрачно сдвигает брови, буквально испепеляет взглядом. – Мы только родственников пускаем. Жены у него нет, сестры тоже. Значит…
– Ты меня поучить решила? – резко бросает врач.
– Нет, – цедит. – Я просто думала, правила одинаково строгие для всех.
– Так и есть, – отрезает. – Поэтому никаких обменов со сменами. Чтоб я вообще тебя в этом коридоре не видел. Тамара закреплена за пациентом. Ясно?
– Но завтра у Тамары Ивановны выходной.
– Выйдет и отработает, – обрывает он. – А то я не знаю, почему молодые девчонки за продедуры для Волкова бьются.
– Я же только…
– Хватит болтать.
Медсестре приходится удалиться, но прежде чем скрыться из виду она смотрит на меня так, что становится не по себе.