Продана Миллиардеру
Шрифт:
Я чувствую себя преступницей, застигнутой на месте преступления. Мой отец работает в этой клинике, просто в другом отделении, поэтому помог с тем, чтобы меня пропустили без учета родства с пациентом.
Дверь палаты распахивается, и я невольно вздрагиваю. Проход заслоняет массивная темная фигура. Врач мигом растягивается в улыбке.
– Господин Асадов, вы уже уходите?
– Завтра приду, – раздается хриплый голос. – Будет опять буянить – сразу меня вызывайте. Хоть ночью. За ним присмотр нужен.
– Разумеется, – соглашается врач и скрывается за дверью палаты.
Асадов. Тимур Асадов? Тот жуткий тип, забитый татуировками? Волков заезжал к нему по делам. После моего похищения. И это ведь его интервью я видела по телевизору. Известный политик.
Посетитель проходит мимо и резко поворачивается. Замечает меня, криво усмехается.
Верно. Я не ошиблась. Тот самый Асадов. И он явно узнал девушку, которую его друг нагло выкрал, связал и швырнул на заднее сиденье авто.
– По ходу побег отменяется, – вдруг заявляет Асадов, прищурившись.
– Прости-те? – рефлекторно закусываю губу.
– Это вы простите моего приятеля, – говорит мужчина. – Он совсем не умеет за девушками ухаживать. Дикарь. Чем сильнее девчонка нравится, тем дебильнее себя ведет.
– Ну тогда он от меня без ума, – нервно усмехаюсь.
– В точку, – кивает Асадов. – Таким отбитым придурком я его вообще не припомню. Крепко же повело.
Дверь снова распахивается, и врач приглашает меня пройти внутрь. Я встаю и оборачиваюсь, наблюдая за тем, как массивная фигура Асадова исчезает за поворотом. Лихорадочная дрожь охватывает тело, и я крепче сжимаю пакет. Немного помедлив, прохожу в палату. Рвано втягиваю воздух.
Волков стоит возле окна, спиной ко мне. Сердце болезненно сжимается, когда вижу темные следы крови проступившие через белоснежные бинты.
– Ты по сто раз меня проверять будешь? – рявкает Волков, не поворачиваясь, вся его поза выдает бешеное напряжение. – Ну хоть бухла захвати, а то здесь совсем блять тоска ебучая. Черт, а чем ты успел в коридоре надушиться?
Мужчина оборачивается и застывает, глядя на меня. Делает несколько порывистых шагов. Моментально сокращает расстояние между нами.
– Бэмби, – смотрит в мои глаза так, будто не верит, что я и правда здесь, склоняется и делает шумный вдох. – Охренеть, вот это подарок.
– Как ты? – спрашиваю глухо.
– Круто, – оскаливается Волков. – Кайфово. Особенно теперь. Даже из палаты на волю не тянет.
Заранее заготовленные фразы вылетают из головы. А ведь я несколько раз прокручивала в голове формальные выражения, представляла наш короткий диалог. Но сейчас все резко забывается, даже двух слов связать не могу. Я лихорадочно сминаю ручки пакета. А взгляд так и соскальзывает к повязкам на мускулистом теле Волкова. Бинты охватывают не только массивную спину и крепкий торс, от плеча до запястья тоже проходятся широкие полосы. Все внутри меня содрогается при виде выразительных алых следов на белом материале.
Глаза печет. Не могу смотреть, но и отвернуться не выходит. Смешанные эмоции разрывают на части.
– Ты чего? – хриплый голос будоражит.
Мне приходится закусить губу изнутри, чтобы сдержать рвущуюся на волю истерику. Сама не понимаю собственные чувства.
– Лика, – массивные ладони обхватывают мои дрожащие плечи, сдавливают и встряхивают, легонько, только бы привести в сознание. – Девочка моя.
Нервно мотаю головой и невольно всхлипываю, когда вижу, что кровь еще сильнее пропитывает повязку. Белоснежный бинт багровеет прямо на моих глазах. Воздух вмиг пронизывает металлический запах. Нервный трепет разливается под кожей. Грудь сводит болезненный спазм.
Больно. До жути больно. Не могу терпеть.
Меня прорывает в секунду. Слезы льют градом по щекам, крупными каплями срываются с ресниц. Стараюсь сдержаться, унять рыдания, но продолжаю беззвучно плакать. Зажмуриваюсь. Напрасно пробую успокоиться, соленые ручьи никак не желают останавливаться, струятся по лицу, стекают вниз.
– Тише, девочка моя, – шепчет Волков.
Ему явно плевать на раны. Он вообще никак не заботится о своем состоянии. Притягивает меня вплотную. Зарывается лицом в мои волосы. Дышит шумно, тяжело, точно огромный оголодавший зверь.
Так необычно. Непривычно. Напрочь сбивает с толку. Его движения порывистые, но бережные. Он будто опасается, что я исчезну.
А я утыкаюсь лицом в его грудь, упираюсь лбом туда, где нет никаких повязок, нет бинтов. Голая кожа. Гладкая. А под ней – самый твердый на свете металл. Железные мускулы прирожденного хищника. И я чувствую аромат. Терпкий. Пряный. Мускусный. Это совсем не тошнотворная вонь крови. Тут его запах. Животный. Дикий. Будоражащий. Наверное, я должна разволноваться, опять напрячься, броситься прочь. Но я расслабляюсь.
Может, все дело в рваном мужском дыхании? Или в том, как чужие губы прижимаются к моей макушке?
Не знаю. Просто Волков рядом, и мне становится хорошо. Волнение последних дней вырывается наружу и отпускает. Будто острые когти разжимаются, больше не держат в плену тревоги. Я успокаиваюсь, сама не замечаю, как прекращаю рыдать.
Слезы высыхают. Всхлипы обрываются.
Я отстраняюсь от него. Поднимаю голову, чтобы поймать пронзительный взгляд синих глаз.
– Тебе надо отдохнуть, – говорю, прочистив горло. – Нельзя так долго быть на ногах. И вообще, ты слишком много двигаешься. Немедленно возвращайся на кушетку. Кровотечение открылось.
– Где? – выгибает брови Волков, а после бросает короткий взгляд на свою руку и равнодушно дергает плечом. – Да эти жалкие капли не в счет. Забей.
– Нет, – отрезаю. – С такими травмами нужно быть осторожнее. Я позову врача, а ты пока приляг. Прошу, послушай меня.
– На черта здесь этот старый хрыч? – кривится и небрежно отмахивается. – Я и так его постную рожу с утра до вечера наблюдаю.
– Глеб, пожалуйста, – повторяю с нажимом. – Тебе нужно лечь.
– Ну если только, – начинает он и прищуривается, широко ухмыляется, буквально буравит горящим взглядом, но продолжать речь не спешит.