Продана: по самой высокой цене

Лэндиш Лорен

— Что бы вы хотели знать?

— Ну, откуда твоя семья? Ты уже отмечал праздники с ними? — мой отец задает естественный вопрос, но мне бы хотелось, чтобы он его не задавал.

Айзек делает паузу, боль отражается в его глазах, пока он ищет нужные слова.

— У меня была только моя мама, и она умерла, когда я был моложе,— прочистив горло, наконец, признается Айзек, его глубокий голос звучит тихо.

Глядя на него, я ощущаю, как печаль давит мне на грудь. Я помню его признание, когда он рассказал мне, как его мать нуждалась в помощи, и как он не помог ей. Слезы жгут мне глаза, но я стремительно моргаю, избавляясь от них. Я не знала, что она умерла. Я придвигаюсь

ближе к Айзеку, желая утешить его. Чувствуя необходимость спросить, как это произошло. В мою кровь проникает ледяной холод. Я продвинулась настолько далеко за эту встречу, что не могу сейчас расплакаться. Я должна быть сильной. Я протягиваю руку и, не задумываясь, беру Айзека за руку. Это не то, что должна делать рабыня, но то, что сделает любящая девушка. И я чувствую, что он нуждается во мне.

— Мне очень жаль слышать это, Айзек, — говорит моя мама, впервые подав голос с тех пор, как мы сели. Она поворачивается ко мне, и, грустно глядя с легкой улыбкой, поглаживает мое бедро, пока произносит:

— Я рада, что наша кошка Кэт привела тебя домой, хотя бы на праздники. Мы ожидали, что она не приедет.

Кошка Кэт. Мое старое прозвище. Слезы подступают к моим глазам, когда я вспоминаю, как бегала по коридору этого дома и крутилась, схватившись за перила всего в нескольких шагах отсюда. Как мама с папой, даже тетушки, дяди и кузины выкрикивали это прозвище.

Прежде чем они похитили меня. Прежде чем этот ублюдок украл мою невиновность. Еще когда я был просто кошка Кэт. Просто девушка, которую ругали за то, что она бегает по коридору. Комок подкатывает к горлу, но я должна придушить свои эмоции.

— Катя, ты в порядке? — спрашивает мама, замечая противоречивое выражение на моем лице.

Боже, если я пройду через это без слез, то это будет офигенное чудо.

— Просто прошло много времени, когда ты называл меня так, — говорю я, пытаясь сохранить голос ровным.

— Милое прозвище, кошка Кэт, — говорит Айзек, подмигивая мне, на его лице больше нет никаких следов беспокойства и боли.

Он выглядит таким веселым, что я почти забываю, что несколько минут назад он был расстроен, и вынуждена рассмеяться, пока вытираю слезы, угрожающие пролиться из моих глаз.

— Ты знаешь, почему я называл ее так? — спрашивает мой отец.

Боже, началось. Папа продолжает рассказывать историю, которую я слышала миллион раз, как я наряжалась в костюм кошки на протяжении почти двух недель после одного из Хэллоуина, отказываясь верить, что я не кошка. Когда я тону в звуке его голоса, небольшая улыбка растягивается на моем лице.

Айзек сжимает мне руку, а мне жаль, что я не могу просто забраться к нему на колени и держаться за него. Я кладу свою щеку на его плечо, быстро целую, шепчу «спасибо». Я даже не осознавала, насколько мне не хватало моей семьи, которую я так избегала. Сколько счастья все еще было здесь, дожидаясь меня? Сколько любви?

Я оглядываюсь на Айзека, он посмеивается над тем, что говорит мой папа, и мое сердце делает сальто в груди, и невероятно сильное чувство, что я когда-либо испытывала, вспыхивает во мне. Меня оно пугает. И это не может быть тем, о чем я думаю. Айзек — мой хозяин, а не мой парень. И то только на тридцать дней. Мне нужно помнить об этом. Я не могу влюбиться в него. Как я могла? Все слишком быстро.

Но пока я наблюдаю, как он смеется над шуткой моего отца, понимаю, что вру сама себе.

Глава 25

Айзек

Маленькая коробочка лежит на краю кофейного столика, стоящего на открытом воздухе, словно насмехаясь надо мной. Мне следовало бы лучше подумать прежде, чем отдать ей подарок, и породить тем самым ожидания. Я не прикладывал особых усилий в поисках, что подарить ей что-то на Рождество. В конце концов, я предоставляю ей все, что она хочет и в чем постоянно нуждается. Но не это находится тут, рядом со мной.

Сейчас я хочу побаловать ее. Желаю, чтобы мой котенок был только счастлив.

Коробочка идеально упакована в серебристую оберточную бумагу, белая лента огибает бока и завязана сверху. Идеальная картинка. А внутри коробочки находится то, что, как я думаю, должно ей понравится.

Браслет, или точнее браслет на щиколотку, если он ей приглянется. Он от Pandora, и на него нанизываются побрякушки. Первый шарм — желтый топаз в окружении небольших бриллиантов — означает ноябрь. Именно тогда в первый раз я увидел ее. Следующий шарм, который я выбрал, — маленькая серебряная собака. Это было просто. Она пару раз, походя, упоминала Рокси, свою собаку, и я надеюсь, что болтающийся на браслете шарм доставит ей удовольствие. Я также выбрал кошку. Я должен объяснить ей, что он связан с ее прозвищем «кошка Кэт». Не то, чтобы на этих маленьких шармах была заметна существенная разница между кошкой и котенком, но все же. Зато для меня разница ощутима.

Затем идет шарм — рождественская безделушку для праздника, который мы разделили с ней сообща, — новогодний шарм с бокалами шампанского, и являющийся праздничным для сегодняшнего вечера. Бирюзовый шарм для декабря, когда она стала моей.

Последний из них — серебряное сердце, с выгравированном на нем словом «котенок». Он похож на ярлык, который можно повесить на ошейник. Несмотря на то, что она до сих пор не сказала мне, что готова к моему ошейнику, я хочу, чтобы он у нее был.

Я не надену на нее ошейник, пока Катя все еще носит тот браслет на щиколотке. Не знаю, почему это так сильно беспокоит меня, но это так. Я не позволю носить ей мой ошейник, пока она не снимет браслет. Просто потому, что он символизирует. Он до сих пор часть ее, а я хочу ее всю целиком. Мы уже прошли полпути в рамках нашего соглашения, но всегда можем продлить контракт.

Своего рода неуверенность давит мне на грудь, заставляя чувствовать себя напряженно и неловко, словно я зажигаю последнюю свечу в закрытом дворике.

Стеклянный корпус здания открывает взгляду все, что находится снаружи, стекла похожи на экстравагантные окна, но на улице слишком холодно, чтобы открыть их в декабре. Но со свечами, расставленными по комнате, и звездам, дающими свет ночью, здесь очень красиво.

Романтично. Для меня такая сцена не характерна.

Все это для нее, потому что я хотел дать ей хоть что-то. Она никогда не узнает, что означало для меня провести Рождество с ее семьей. Это был не эгоистичный поступок. Все это было ради нее, но в процессе что-то изменилось, и теперь я в долгу перед ней.

Нахождение в кругу ее семьи просто показало мне, насколько мы разные на самом деле.

И насколько все это доступно ей.

Ложь так легко срывалась с моего языка, пока я пытался вписаться в их мир. Они не могли знать, кто я в действительности такой. Они никогда не поймут. Но было приятно притворяться, по крайней мере, некоторое время. Мне доставило истинное удовольствие почувствовать себя в кругу семьи.

У Кати имеется куча людей, которые любят ее, и кто хочет быть любимым ею в ответ. Они будут рядом с ней, когда я уйду, когда отошлю ее прочь. Мне придется. Я никогда не смогу вписаться в ее семью.