Проданный путь
Шрифт:
– Тогда не ломай голову, пойдём, встретимся с магистром.
– Идём, я готов. Но если цена окажется непомерной, я откажусь.
– Конечно, мой мальчик. Есть и другие пути. Я не позволю трагилу отрезать твои руки или ноги.
– Мне кажется, отец был прав: ты взял меня с собой, чтобы выполнять грязную работу, как говорят земляне.
– Что ты, сын Земли, о работе ещё не было речи!
***
Один раз в несколько циклов, в ночь, когда три спутника планеты выстраиваются в ряд, магистры трагила-сай делают свою мудрость доступной простым смертным, не идущим магическими путями. Во время фиолетового заката они становятся благосклонны
Раньше, когда Траг процветал, когда были слышны стройные гимны учеников, а купола храмов сверкали в ярких лучах, – множество желающих стояло в очереди, чтобы получить ответы у мудрецов. По мосту, соединяющему две планеты, Окутану 2 и Траг, шли воины и ученые; звездолёты заполняли всё околоземное пространство, чтобы выпустить на горячий песок Трага учеников и неофитов. Поток никогда не уменьшался, и далеко не все успевали увидеть магистров, но это был дар Трага всему миру. В этом эоне едва ли кто помнит о старых традициях. Сотни циклов проходят впустую, и никто не появляется, чтобы задать вопросы мастерам трагила-сай. Первосвященник принимает решение о том, что сегодняшние сутки будут последними, и если никто не прилетит на Траг, чтобы задать вопросы, традиция прервётся.
Двое путников видят старую женщину, восседающую на фиолетовом плато. У неё закрытая одежда и суровое лицо, волосы туго стянуты на затылке, тело плотно укрыто чёрной тканью. Черты лица простые, глаза прикрыты, смотрят с презрением на смертных, что явились в последний час сумерек. Луны выстраиваются в ряд, и вся долина Единорога залита ализарином – фиолетовым светом, от которого кружится голова. Перед ней стоит зеркало, как и предписывает ритуал, в зеркале ничего не отражается, ни будущего, ни прошлого, ни настоящего, оно темно, как и спящий разум существ в мирах Дальней волны. Где-то вдали горит костёр, и ветер разносит пепел, покрывая голову магистра серой мглой, от чего кажется, что она – не живое создание богов, а искусная подделка, статуя, каких раньше было множество в долине Единорога.
– Мудрой жизни тебе, патронесса, и всем трагилам. – Продавец путей опускается на колени, и хотя под его дряхлым телом острые камни, он терпит боль и не встаёт, пока патронесса не ответит.
Гилберт Мэган едва скрывает свою радость и тоже опускается на колени. Эта женщина кажется ему столь правильной и строгой, что вряд ли допустит вольности или потребует расплатиться органами. Он ещё так юн и наивен, что вызывает у магистра лёгкую усмешку, в которой больше сожалений, чем радости. Юный контиец ощущает глубокое и искреннее уважение к женщине в чёрной одежде, ведь он впервые в своей короткой жизни встречает магистра древнейшего искусства трагила-сай.
– И тебе мудрой жизни, Продавец путей. Можешь встать, – отвечает она не сразу, и её низкий голос едва слышен. – Я чувствовала твоё приближение, но ты пришёл во время ритуала. Почему ты выбрал фиолетовые сутки для своего визита?
– Так получилось, госпожа. Я прошу прощения, что нарушил порядок. Если патронессе не угодно видеть меня и моего ученика, мы немедленно покинем Траг.
Гилберт Мэган хочет возразить. Ведь магистр – его единственная ниточка к антиривайру, он не может улететь без ответов.
– Нет, Продавец путей. Ты не раз приводил к нам достойных учеников и продавал нам нужные для войны вещи, так что мы помним твои услуги.
– Тогда, великая патронесса, ты должна помнить, что я ни разу не брал платы за свои услуги.
– Да, это так. Ты удивил магистров трагила-сай, ведь всем остальным ты продаёшь учеников, всему космосу известно о твоей корыстной натуре.
– Моя жадность, госпожа, не сделала меня богаче. Как видишь, я всё тот же нищий бродяга. И я искренне уважаю клан трагила-сай…
Ещё долго Джари Дагата рассыпается в похвалах, но вскоре патронессе надоедает слушать лживые речи и смотреть, как гуляет усмешка на губах Продавца путей. Она встаёт во весь рост и становится гораздо выше контийца и бродяги Джари. Порыв ветра уносит чёрный плащ трагила, а под ним – самое невероятное платье, что доводилось видеть Гилберту Мэгану. Оно сшито и склеено из скелетов мёртвых рыб, из сухих листьев разной формы, из чужих волос и украшено минералами разных миров, самый крупный из них – нефритовый стержень, редкий даже для Саркасса. Ветер срывает части платья, и, падая в почву, они прорастают лишайниками и мхом; в воде, что осталась от волны, зарождается жизнь. Она так величественна, что Гилберт готов отдать за неё жизнь, и, несмотря на холодный взгляд и преклонный возраст, сила патронессы заставляет думать о ней, как о желанной женщине.
– Ты пришёл получить плату, Продавец путей!
– Нет, госпожа. Только просить о небольшой милости.
– Для юноши, чистого сердцем, что всё ещё стоит на коленях и не смеет поднять голову?
– Да, патронесса.
– Что ж, я приму его в ученики. Ты ни разу не ошибался, Джари Дагата, и…
– О, нет, госпожа. Его судьба не принадлежит трагила-сай. Посмотри в его сердце и увидишь.
– Да, кажется, он отравлен твоими легендами, бродяга. Так чего же ты хочешь?
– Задать вопросы, госпожа и получить честные ответы от клана трагила-сай.
Он склоняется в нижайшем поклоне и бормочет о мудрости трагилов и их магической силе, о благосклонности богов и великом сиянии повелителя мистерий Меродаха. Патронесса знает, что это всего лишь лесть, но не перебивает Джари Дагату. Она одна из немногих, кто опасается Продавца путей. Иногда она слышит обрывки мыслей бродяги, и в них нет ничего человеческого, как и в его старом теле притворщика. Однако она не доверяет себе целиком, и это делает её слабой. Иначе она бы мгновенно уничтожила колдуна, что рядится под немощного бродягу, если бы смогла.
– В эти сутки, когда три луны выстроились в ряд, каждый может задать вопросы магистру трагила-сай и получить правду в ответ. Но времени совсем мало: скоро придёт гигантская волна, которая сметёт всё живое с поверхности Трага. Это очищение, которое получает планета. Для вас волна смертельна.
– Не беспокойся, трагил, – говорит Джари Дагата, он выпрямляется, и в его голосе звучит неожиданная сила, – я договорился с Трагом. Волна подождёт. Я удалюсь, чтобы не мешать вам.
Он уходит, низко поклонившись, но никакого смирения или уважения в этом жесте нет, скорее холодное равнодушие. Гилберт Мэган не видит лица Джари и смеет поднять голову, лишь когда патронесса обращается к нему: