Проданный талант
Шрифт:
Через час кровный рысак Увалова домчал его до серого домика, ютившегося на Выборгской стороне.
Князь позвонил у подъезда.
— Здесь живет художник Марин? — обратился он к отворившей ему дверь Нюре.
— Да… Здесь… Только дяди нету дома… Он вышел куда-то… скоро вернется, — залепетала смущенно девушка при виде важного посетителя.
— Я подожду его, — произнес князь и, сбросив шубу, прошел в комнату.
— Занимайтесь своим делом, а я посижу один, милая барышня! — кивнул он головою все еще не оправившейся от смущения Нюре и мысленно добавил, глядя на нее:
«Моя Леля должна была бы быть теперь как раз в этом возрасте!»
И
Минуты бежали, но князь не замечал их. Образ умершей дочери снова выплыл перед ним, лаская его своими лучистыми глазами, благословляя его нежной, маленькой рукой.
Одну минуту он увидел ее так ясно, что невольно подался вперед, протянул руки и весь бледный замер от неожиданности.
Вдруг чуть слышный легкий стон послышался за стеною.
Князь насторожился… прислушался… Тишина… Ни звука…
Спустя несколько минут новый стон с поразительной ясностью достиг до его слуха. Увалов бросился к двери, пробежал коридор и толкнул маленькую дверцу, за которой слышался стон. Его глазам представилась странная картина. За мольбертом сидел юноша, бледный, исхудалый, с горящими отчаянием глазами. Правой рукой, вооруженной кистью, он водил по полотну картины, левую крепко прижимал к сердцу и изредка испускал короткий, мучительный стон. Он был так поглощен своей работой, что не слышал, как вошел и остановился за его спиною князь.
Увалов бросил взор на полотно и остановился в оцепенении. На него смотрели оттуда, как живые, глаза его Лели, те самые глаза, которые не удавалось до сих пор изобразить ни одному художнику и которые он, отец, один только знал. А вся фигура изображенного на не оконченной еще картине ангела до того была похожа на умершую дочь князя, что исстрадавшемуся показалось, точно перед ним стоит восставшая из гроба его ненаглядная Леля…
Несколько минут князь молча, пораженный и удивительным сходством и мастерством исполнения, простоял на пороге комнаты.
Когда первый момент восторга прошел, князь с недоумением посмотрел на худого, бледного юношу, водящего кистью по полотну. Ловкость и уменье, с какими юный художник бросал краски на полотно, не допускали сомнения в том, что не кто иной, как именно этот юноша писал всю картину и что именно он, этот юноша, сумел уловить чистое, неземное выражение глаз его Лели и передать его на полотне.
Но почему картину пишет этот юноша, а не Марин, которому он, князь, ее заказал? И почему он стонет как в забывчивости, этот юноша? Почему, наконец, у него такое странное, измученное лицо?
Князь терялся в догадках.
Вдруг Алеша вскочил с места, отбросил кисть… Глаза его мрачно загорелись, губы покривились горькой усмешкой.
— Кажется, хорошо! — произнес он глухо, не заметя присутствия князя, — но это опять будет не моя, а чужая картина! Проданный труд! Проданный талант! О, Дмитрий Марин, ты хорошо придумал свою адскую затею.
И он судорожно зарыдал, наклонив голову у мольберта.
В это время сильная рука легла на его плечо.
Алексей быстро вскочил на ноги, испуганный, пораженный.
Перед ним стоял совершенно чужой, незнакомый человек.
— Кто вы? Зачем вы? — залепетал в смятении Алеша. — Сюда нельзя никому входить! Уйдите, ради Бога! Уйдите!
— Нет, я не уйду, мой мальчик, — послышался твердый ответ князя, — не уйду ни за что! Я слышал случайно сорвавшиеся у вас слова, слова, подсказанные мукой сердца, о проданном таланте и о чьей-то дьявольской затее. И я понял все! Вы творец этой картины, юноша, этой талантливой работы, а не кто другой! И я благословляю вас за нее, за мою Лелю, которую вам удалось воспроизвести на полотне, как живую!
— Нет… нет… — бессвязно лепетал Алексей, — нет, нет, это не я… не я писал ее… Это хозяин… Марин… Его благодарите!..
И, как подстреленная птица, он тяжело рухнул без чувств к ногам князя.
XI
Князь Увалов сидел в своей гостиной и разговаривал вполголоса с высоким седым господином в темных очках.
— Ему лучше, доктор? Он выживет? — спросил князь.
— Натура молодая, сильная… Надо надеяться… Такой славный, такой красивый юноша! — задумчиво произнес врач.
— И какой талантливый и честный, добавьте! Знаете, о чем он бредит все эти ночи, доктор? Он умоляет никому не открывать его тайны, чтобы не повредить этому бесстыдному эксплуататору Марину. Несчастный юноша! Благословляю судьбу, что мне удалось увести его от этого жестокого человека…
— Воображаю, как поражен был этот Марин, когда, вернувшись, он не нашел ни юноши, ни картины, — сказал, невольно усмехаясь, собеседник князя.
— Вы сейчас увидите его. Я пригласил его сюда для объяснений. Я хочу…
Появление лакея помешало князю договорить.
— Г-н Марин! — доложил слуга.
— Проси! — коротко приказал князь.
Встревоженный и слегка бледный, вошел в комнату Марин.
— Ваше сиятельство… — начал он нетвердо, — я пришел, чтоб узнать, как здоровье моего помощника, Алексея Ратманина. Вы знаете, князь, что я очень привязан к нему и…
— Молчите, — круто оборвал его князь, — и слушайте, что я вам скажу. Вы обманули того несчастного юношу, который лежит теперь у меня в бреду в жесточайшей горячке… Вы воспользовались его безвыходным положением и заставили его заключить позорное условие… Вы бессовестно эксплуатировали его талант, вы чуть не убили его теми нравственными мучениями, которые ему пришлось испытывать, отдавая вам, вместе со своими картинами, куски своего сердца… Из его горячечного бреда я понял все. Понял, как вы бесчестно воспользовались его талантом в тяжелую для него минуту, словом, узнал всю его мучительную драму… Узнал я также, какой честный и благородный юноша, этот Ратманин: он считал заключенное с вами условие обязательным для себя и не хотел выдать вас. Но теперь ваша тайна разоблачена и я не допущу, чтоб он работал впредь у вас и доставлял вам славу и деньги ценою собственной своей славы… Я решил заняться судьбою Алексея Ратманина и окончательно отнимаю у вас вашего помощника, господин Марин. Но я боюсь, как бы несчастного юношу, когда он поправится, не замучили ложные упреки совести, что он не выполнит ваших условий. Поэтому я решил, г-н Марин, заплатить вам за то, что вы отныне лишитесь помощника, который бы вам писал ваши картины… Я заплачу вам, сколько вам следует, за квартиру и обеды Ратманина, за все время, которое он прожил у вас. Но я требую, чтобы вы письменно отказались от всяких претензий к Ратманину и считали заключенное с ним условие недействительным. Вы, г-н Марин, — прибавил князь, — и так достаточно нажили за это время на работах Ратманина, которые вы выдавали за свои, и в сущности вас следовало бы отдать под суд за обман. Но я этого не сделаю, не сделаю ради этого доброго, сердечного мальчика… Итак, вы согласны получить ту сумму, которую я вам предлагаю за возвращение Ратманину проданного им таланта?