Продавцы грёз. Том первый
Шрифт:
Я ещё раз зевнул и со скукой принялся наблюдать за медленно увеличивающимся дирижаблем противника.
– Алексей! – голосом Капитана заговорил над ухом второй громкоговоритель, связывающий меня с капитанской рубкой (первый был каналом общей связи, третий позволял поговорить с машинным отделением). Вообще, до мостика всего-то два шага, я услышал бы Капитана, если бы она просто выглянула в коридор, но шеф, видимо, не хотела нарушать свой же приказ. – Не спишь?
– Нет, – буркнул я в рожок микрофона, с трудом подавляя очередной зевок. – Какие-то приказы, шеф?
– Не спать!
– Есть.
– Умничка. Уже скоро.
“Надеюсь”, – чуть не сказал я, но прикусил язык. На что я надеялся? Развеять скуку, убивая людей? Да уж...
Легко было рассуждать об отсутствии выбора, когда представляешь себя жертвой. Но сейчас я оказался на месте хищника. Казалось бы, практически ничего не изменилось (выбора-то у меня всё равно нет – хочешь, не хочешь, а в бой вступать придётся), но сделка с совестью внезапно стала куда более неприятной. Я буду убивать не для того, чтобы спасти свою жизнь, а… для чего? Свести какие-то чужие счёты? Ограбить жертву?
– Угу, – промычал я вслух.
– Прицельная дальность стрельбы твоего пулемёта – около километра. Но в любом случае не открывай огонь до моего приказа, усёк?
– Да, Капитан.
– Хорошо отстреляешься, получишь премию.
– Так точно, – уныло сказал я, яростно стискивая рукояти пулемёта. Вот ведь скотство. С другой стороны – а чего я хотел? Может, надо было послушать Орайю и уходить, чтобы сгинуть где-нибудь посреди того огромного могильника боевой техники? Нет. Я хочу жить. Я буду жить. И если... И если всё выходит так, как выходит, то я готов. Наверное...
– Умничка, – повторила шеф. – Кстати. – Она переключилась на общую связь. – Сегодня же первое число! Зарплата, ребятки!
– Ура! – разноголосо загомонил громкоговоритель.
– Если, конечно, будет кому и за что платить, – жёстко закончила Капитан и отключилась.
Я тяжело вздохнул и снова уставился в окошко. Оставалось только верить в лучшее. В то, что ты и твои друзья переживёте этот бой. Но для этого нужно справиться с противником. Я стиснул зубы и ещё крепче вцепился в рукоятки пулемёта. Сказать, что я волновался – не сказать ничего. Но, как ни странно, страха особого не было. Адреналин, наверное...
А дирижабль Шакра тем временем начал приближаться с устрашающей быстротой. Или противник сбросил ход, или... А почему он резко пошёл вверх? Я хотел уже схватить микрофон, но громкоговоритель общей связи (наверное, чтобы поднять боевой дух) снова заговорил голосом Капитана:
– Бегут ссыкуны! Крог! Подбавь-ка газку!
– Есть, шеф!
Судя по тому, что ход ничуть не ускорился, а дирижабль противника начал возвращаться на прежний уровень, Капитан дала команду подняться. Да ещё как! Уже через несколько минут мне пришлось взяться за пулемётную турель, чтобы взять противника на мушку.
Теперь я мог хорошенько рассмотреть воздухоплавательный аппарат Шакра. Здесь снова дала о себе знать разница технологий – если наш цеппелин был довольно продвинутым в техническом плане, то корабль противника представлял собой скорее деревянный вагон, подвешенный к матерчатому аэростату. Да и заполнял аэростат, скорее всего, разогретый воздух. В общем, наше преимущество было на лицо. Не скажу, что я сильно от этого приободрился, но за свою жизнь стал беспокоиться меньше.
– Крог! Полный ход!
– Есть.
А, так мы ещё и не на полной скорости двигались… Наверняка, экономили топливо, понимая – враг и так в наших руках.
Не скажу, будто наш цеппелин рванул с бешеной скоростью, но противник начал приближаться куда быстрее. Я снова занервничал.
– Алексей! – снова Капитан, но уже в «личке» так сказать. – Минутная готовность!
– Есть! – ответил я, стараясь придать голосу бодрость. Вышло не очень хорошо.
Я облизнул пересохшие губы и взял аэростат на мушку, что было нетрудно – он занимал уже почти всю нижнюю половину смотрового окна.
– Тридцать секунд!
Чёрт, как быстро!
– Пятнадцать! – Капитан неожиданно понизила голос: – Стреляй в левый бок аэростата, так, чтобы не зацепить корзину. Стреляй кучно, но после каждой очереди меняй точку обстрела, чтобы наделать как можно больше дыр. И постарайся никого не убить. Понял?
– Так точно...
– Огонь!
Я на миг закрыл глаза и сказал себе: “Я стреляю не в людей, я никого не убью…”. Стало немного легче. И тогда я нажал на гашетку.
Первая очередь срезалась. Нет, я попал, но кучность была никакая, меня повело в бок, хотя турель гасила почти всю отдачу. Отпустив гашетку, я перевёл мушку немного дальше (дирижабли уже практически сравнялись, но наш находился немного выше) и дал ещё одну очередь. Теперь получилось лучше. Потом ещё одну. И ещё.
Возникло странное чувство. На миг мне показалось, будто я увидел фигурки людей, передвигающиеся внутри “вагона”. Заныла голова, но это никак не повлияло на прицел. Я дал еще два очереди, стараясь стрелять так, чтобы не попасть ни в одну из фигурок. И мне это удалось.
Тут противник открыл ответный огонь. Застрочил пулемёт, где-то вдали послышался металлический звон пуль о будку. Я задёргался и снова срезал очередь, но исправился на следующей. Меня нервировало, что я не вижу, откуда стреляет противник. Но, наконец, увидел корзину, прицепленную к верёвкам, которыми корпус крепился к аэростату. Сглотнув слюну, я перевёл мушку на неё. Наша позиция была куда выгоднее: я мог вести постоянный огонь по противнику, в то время как вражескому пулемётчику, расположенному куда ниже и задвинутому куда дальше назад из–за конструкции дирижабля, ещё и нельзя было слишком сильно задирать прицел – мешала задняя часть своего же аэростата.
Я спокойно могу убить вражеского пулемётчика и полностью обезопасить наш экипаж. Но приказ Капитана нельзя истолковать по-другому – нанести как можно больший материальный ущерб, не причиняя при этом вреда людям. И что мне делать? Спросить у Кэпа? И времени думать нет, совсем нет…
Что будет, если я убью пулемётчика? Наверное, убийственная вражда между нашими “группировками”… А что будет, если пуля, выпущенная противником, попадёт в меня или кого-то из нашей команды?
Впервые от моего решения зависела чья-то жизнь, много жизней. Правильный или неправильный поступок определят не только то, сколько человек погибнет здесь и сейчас, но и моё будущее, будущее людей, которых я считаю своей командой.