Продавцы Мечтаний
Шрифт:
Под ногами красная дорожка, по бокам экспозиции. Каменный век, железный, ядерный... Я будто иду сквозь эпохи.
Я упорно веду Аларию к победе... Что ж, так тому и быть. Пусть лучше мы с Орайей станем свидетелями гибели этого мира, чем она пройдёт без нас. Лучше спасти кого-то одного, чем потерять абсолютно всех.
– Последняя дверь... Стреляй...
Прямые коридоры плохо располагали к пряткам. Просчёт? Или уверенность, что?..
Я нажал на спусковой крючок, уже понимая, что происходит, и, вспоминая, что не надел бронежилет.
А после всё случилось одновременно.
Корвел подался вперёд. Из-за двери вынырнул человек. Очередь прошила ему руку и голову, но он успел сделать своё дело. По полу запрыгала брошенная граната. Я направил ствол на неё, подаваясь вперёд и вниз...
Взрыв...
Хуже всего было то, что я не потерял сознание. Не отключился от болевого шока. Не умер, в конце концов.
Моё лицо заливала кровь. Левый глаз застилала алая пелена, а в правом навсегда поселилась тьма. Автомат валялся где-то под ногами, а из моей правой руки хлестала кровь. Боль была жуткая. Но я, усевшись, хладнокровно вытащил из-за пазухи специально приготовленный ещё пару дней назад жгут и принялся затягивать им правую руку выше локтя.
Корвел всё ещё был жив. Но его не спас даже бронежилет - половины правой ноги у него не было, а всё, что было ниже пояса, превратилось в сплошное месиво.
– Зачем ты спас меня?
– Я бы... всё равно... с тобой не справился... если бы не руки... а-а... как больно... добей...
– Женщины, которых ты убивал, умирали быстро?
– ... сука... я спас...
– Спас меня? Это поступок куда худший, чем медленное убийство ни в чём неповинных женщин.
Корвел коротко хохотнул.
– ... больно... когда всё кончится... спустишься в подвал... вон там... он чистый... с-сука... больно...
Я ждал. Ждал, пока он не скончался. Перед смертью он подался вперёд, будто собираясь сказать что-то важное:
– Алария... чувствую... Аларию... красное...
– Корвел замер. И тихо шепнул: - Найя...
Я закрыл его глаза и поднялся на ноги. На поясе ещё висел пистолет, и я взял его в левую руку. Когда я подходил к двери, раздался выстрел. Но стреляли не в меня.
Ногой распахнув дверь, я перемахнул через распростёртый на полу труп. И остановился.
В центре комнаты стоял пацан лет двенадцати. У его ног валялся ещё один ребёнок с простреленной головой. Маленький сжимал руками ноги большого.
Кажется, оставшийся в живых Продавец не ожидал меня увидеть. Глядя на меня широко раскрытыми глазами, он начал наводить на меня пистолет. Но я оказался быстрее.
– Ты же умирал...
Я подскочил к нему. Парень отшатнулся назад, но руки убитого им ребёнка помешали ему, и он повалился на пол. Я упал на него сверху.
– Пощади!
"Он тоже просил об этом".
На миг в моих глазах потемнело. Сердце останавливалось. Мне жутко захотелось выстрелить себе в висок. Левую руку сковала невероятная тяжесть... тем проще было её опустить.
Я ударил мальчишку в лоб рукоятью пистолета. Раз, потом второй, третий... Я задыхался, едва удерживаясь о того, чтобы не пустить себе пулю в голову.
Но продолжал бить.
Глава последняя
Кажется, я умирал. Наверное, когда-то я бы просто лёг и умер. Но сейчас всё по-другому. Я знаю, что такое цепляться за жизнь. И если я ещё могу передвигаться и мыслить, значит, я ещё поборюсь. Пройду ещё хоть шаг. Сделаю вздох. Сожму пистолет левой рукой и выстрелю. В кого - не важно. Но не в себя, как бы мне этого не хотелось, и дело было не в гипнозе предпоследнего в этом мире Продавца мечтаний. Я слишком много пережил, чтобы сделать это.
Упасть и ждать - то же самое, что нажать на курок. Только медленней. И куда более трусливо. Можно клясть злую участь, недругов, что угодно. Только не себя. Но когда ты стреляешь в себя, ты осознаёшь, что это ты отказался от борьбы. Признаёшься себе в собственном бессилии. В том, что в твоей смерти виноват именно ты.
Но если я способен сделать хоть шаг, значит, я не бессилен.
И я продолжу идти.
Пошатываясь, я спускался по витой железной лестнице. Впечатление было такое, будто я очутился в плохоньком фильме ужасов: тьма впереди, стук шагов, звуки моего прерывистого дыхания. Капающая на железо ступеней кровь. Полутьма, затемнённые углы, где мог прятаться кто угодно. Но прятаться уже было не кому. Разве что Алария решит застрелить меня... но за это я скажу ей только спасибо.
Я старался не смотреть на свою правую руку, но прекрасно знал, что с ней. И когда успел разглядеть всё в деталях?
Она была изуродована. Буквально до неузнаваемости. Бурый исковерканный обрубок, который просто не мог принадлежать человеку. Не мог быть моим. От него пахло горелой плотью, как от плохо прожаренного куска мяса. Да это и был плохо прожаренный кусок мяса - кисть изуродована, пальцев нет, осталась только одна фаланга от большого.
"Отстрелялся", - мелькнула короткая мысль. Да, наверное. Никакой уверенности в левой, сжимающий пистолет, руке не было. Впрочем, стрелять мне уже не в кого. Да, когда-то я отбивался левой рукой. Но даже тогда я не чувствовал себя настолько уставшим. И не подведёт ли меня моя боевая ярость? Противники Аларии мертвы, я уже перестал быть Представителем и стал... кем?
Что произошло с лицом, мне даже думать не хотелось. Правый глаз, который всё ещё заполняла кровавая пелена, не желал ничего видеть. От прикосновения к скуле всю правую половину лица пронзала боль. Кажется, её покрывала корка, основным компонентом которой была кровь. А уж что смешивалось в этой корке - кость, грязь или плоть - мне было плевать.
Я зашипел сквозь зубы. Не от боли, боль ушла мгновенно, едва напомнив о себе. Наверное, это случилось ещё в тот момент, когда я размозжил голову того Продавца мечтаний рукоятью пистолета. От злости. На себя. На Орайю. На дуру Силию. Но больше всего на неё. Ту, кого я, вероятно, встречу в конце этого туннеля. На последнего Продавца мечтаний, оставшегося в этом уродливом мире.
Лестница кончилась. Я оказался в тускло освещённом помещении, выбравшемся откуда-то из времён холодной войны. Мотки проводов, красные лампочки и железо, железо, железо... Здесь всё пахло железом. Наверное, когда-то это помещение было бомбоубежищем, но задолго до того, как этот мир канул в бездну войны, уничтожившей её.
– Это маскировка. Он ещё не ожил.
Знакомый голос. Хотя, разве я ожидал встретить кого-то другого?
– Давно не виделись, - сказал я, не поворачиваясь к Аларии.
– Поти год... девять месяцев, да?