Продавцы невозможного
Шрифт:
– Спасибо, Ник, мне приятно это слышать.
И вот безумная идея сработала.
Нет, пожалуй, не безумная. Грязная, жестокая, подлая, незаконная, но при этом – эффективная. Не безумная. Дрогас в очередной раз доказал, что является главным козырем в колоде президента СБА. Не просто предложил план, но добился успеха. Группу, что сформировали в Сингапуре, полностью уничтожила Триада. Ребята в Калифорнии и Великой Турции не сумели выйти на должный уровень, то ли времени не хватило, то ли беспощадности, которой славился Дрогас. В «поставщики А» вырвался только
Выпроводив Соловича, Моратти некоторое время продолжал сидеть в кресле, разглядывая застывшую на мониторе схему франкфуртской зоны Мутабор, затем проворчал: «Подонки!», поднялся, прошелся по кабинету и остановился у окна.
Цюрих… Современные небоскребы отнесены в сторону, не портят невысокий старый город блеском стекла и стали. Множество двух-трехэтажных домиков, множество вилл. Лучший на планете Анклав. Самый спокойный. Самый красивый. Самый мирный.
«Если бы они все стали такими…»
Черт побери, люди! Какого черта вы не воспользовались шансом построить приличное общество? Возможно – последним шансом? Почему вы превратили Анклавы в конгломераты обособленных территорий, с удовольствием воюющих друг с другом? Почему не смешались? И почему зоны, где смешение все же случилось, оказались самыми криминальными? Почему?
Потому что вы – люди?
Моратти вернулся к столу и взял сигару. Повертел в руке. Неспешно раскурил.
Анклавы… Когда-то Ник был их настоящим патриотом. Теперь же теплая сентиментальность приходила изредка, когда душой овладевали остатки профессиональной этики. Когда Дрогас воспринимался не «главным козырем», а кровавым зверем, которому стыдно пожимать руку. Когда в зеркале Ник видел не блестящего президента СБА, а человека, которого молодой офицер Моратти арестовал бы без всяких колебаний. Когда Моратти в очередной раз спрашивал себя: стал бы он таким, каков есть, если бы все Анклавы мира были похожи на благополучный Цюрих? Спрашивал и не находил ответа.
Остатки чертовой профессиональной этики…
«Отставить!»
Ник стряхнул пепел.
Что сделано, то сделано. Мир такой, каков есть, каким мы его сделали. А молодой романтик Моратти давно умер. И его призрак не должен мешать воспользоваться принесенными Дрогасом дарами.
Выпить?
Нет.
Приступы внутреннего стыда Ник всегда преодолевал на трезвую голову. Обдуманно.
«Я таков, какой есть. А стал я таким потому, что мир таков, какой есть».
Не это ли ответ на мучающий его вопрос?
Кто знает…
Еще несколько секунд на преодоление слабости, на изгнание ненужных мыслей, и вот уже в голове Моратти началась прокрутка вариантов.
Что сделают храмовники, когда он припрет их к стене доказательствами? Трудно предсказать реакцию людей, которых едва ли не официально считают сумасшедшими.
«А что сделал бы ты?»
«Пошел на компромисс».
«Просто тебе хочется, чтобы они начали переговоры. Очень хочется…»
Вариантов два: либо Мутабор принимает условия Моратти, либо упирается, и тогда об их роли производителя «синдина» становится известно. Готов ли Милостивый Владыка Грядущего пойти на конфликт со всем миром? Сомнительно. Храмовники, конечно, психи, но действуют они рационально. Вот и получается, что переговоры состоятся, прелаты поторгуются, но условия примут, и это станет первым шагом к полному контролю над Сорок Два и его тритонами. А на что они способны, все уже видели…
«Новый мир не будет похож ни на мечты нейкистов, ни на фантазии храмовников. Это будет нечто другое…»
Потому что есть вещи, с помощью которых новый мир можно контролировать.
А чтобы Сорок Два стало совсем худо, нужно усилить удар.
Ник положил сигару в пепельницу, вытащил из тумбочки незарегистрированный коммуникатор и набрал сообщение:
«Время пришло. Уничтожайте всех, кого подозреваете в пособничестве Сорок Два. Очищайте организацию».
Отказаться лидеры dd не посмеют. Да и не захотят отказываться, учитывая, как злы они на радикала после «дня Сорок Два». Очистят dd и тем навсегда отвратят от себя сторонников Сорок Два. В результате тритоны останутся без силового крыла, а dd превратится в заурядную преступную организацию.
Все идет как надо.
Моратти взял сигару и вернулся к окну смотреть на любимый Цюрих. Он улыбался. Он был доволен. И больше в этот день не вспоминал о некоем молодом офицере, который бы его арестовал.
Анклав: Москва
Территория: Занзибар
Собор Тринадцати Пантеонов
Неукротимость
– Вот уж не думала, что в Москве столько вудуистов, – удивленно пробормотала Матильда, слезая с мотоцикла.
– В Занзибаре живет три миллиона человек, – хмыкнул Рус, подозрительно разглядывая шустрого парковщика. – Сколько?
Тот мельком посмотрел на «Ямаху» Руса, потом на «Судзуки» Пэт и вынес приговор:
– За два мотоцикла – пять юаней.
– Ты о…ел? За пять юаней ты за мной мотоцикл на руках носить должен! Весь день!
– Завтра – пожалуйста, – широко улыбнулся курчавый вымогатель. – Сегодня – ни за что.
Свободные места исчезали с невероятной скоростью, и парковщики прекрасно понимали: откажутся одни, тут же появятся другие. Оставлять же дорогущие байки без присмотра Рус не хотел. Выдал еще пару ругательств, но деньги протянул:
– Держи.
– Да не оставят тебя духи Лоа, добрый человек!
– Тебе того же и туда же.
Уличный экран затянул религиозный гимн, его подхватили сотни идущих по мостовой людей.
– Купите цилиндр, добрые господа! Точно, как у Папы…
– Футболки к событию! Недорого! – На черной ткани – лицо баварского архиепископа. Под ним надпись: «Москва». И дата.
– Холодная вода! Возьмите с собой холодную воду!
– Зонтики от солнца!
Люди, люди, люди… Монахи-замбийцы, призванные обеспечивать порядок во время проповеди, перекрыли улицы за восемь кварталов до соборной площади, дальше только пешком, влившись в толпу.
– Три миллиона – это много, – продолжила разговор Матильда, когда друзья бодро зашагали по мостовой. – Но почему все они едут с Болота?
Три уровня Ленинского проспекта, самой прямой дороги из центра Анклава на территорию Католического Вуду, забиты под завязку: мобили, автобусы, «табуретки» и мотоциклы шли сплошным потоком. Две крупные пробки. И то же самое, если верить приходящей в «балалайку» информации, творилось на всех ведущих в Занзибар улицах.
– Папа Джезе широко известен и очень популярен, – скупо обронила Пэт. – Людям интересно.