Продавец швейных машинок
Шрифт:
— Красивая, да? — спросила она вдруг.
— А? Э-ээ… да.
— Красивее, чем я?
Мне показалось, что я ослышался. Я уставился на нее, открыв рот.
— Да или нет?
— Э-ээ… нет.
— Как вас зовут?
— Тобин.
— Я знаю, что Тобин — вы мне представились. Я имею в виду ваше имя.
— Рассел… э… Расс.
Она улыбнулась. Точь-в-точь, как блондинка.
— Прелестно.
Секунд десять она поедала меня взглядом, и я понял, что вся моя одежда сейчас лежит в куче у моих ног.
— Что вы для меня припасли, Расс?
Я потряс головой,
— Швейную машинку, да?
— А… э… да. У вас есть стол побольше, чем этот? — я указал на крохотный зеркальный кофейный столик, стоявший перед софой.
Миссис Стэндиш возвела глаза к потолку. Я привстал. Она улыбнулась и остановила меня движением руки.
— Это мы ещё успеем. Хотите выпить?
Не дожидаясь ответа, она соскочила с софы и прошагала к стоявшему у стены столику на колесиках, уставленному всевозможными напитками. И вдруг я сообразил, что и она и её подружка были под мухой — я, должно быть, прервал их послеобеденный коктейль. Вот почему мне показалось, что они так странно смотрят.
— Водка? — предложила она.
А, понятно. Поэтому и запаха нет.
— Спасибо, самую каплю…
Она наполнила водкой два стакана размером с цветочную вазу и поставила их на кофейный столик вместе с бутылочкой лимонного сока.
— За тебя, Расс Тобин, — провозгласила она, поднося к губам стакан.
— За вас, миссис Стэндиш.
А какого черта, решил я. Пятница, последний визит…
— Хелен! — повелительно сказала она.
— За тебя, Хелен.
— За нас!
Мы выпили, пожирая друг друга глазами. Опасная штука — водка. Без цвета и запаха, да и без особого вкуса. Пьешь себе пьешь, а потом она вдруг как врежет тебе под дых!..
— Расскажи мне про себя, Расс, — попросила Хелен.
— Про что?
— Про все. Например, как ты провел прошлогодний отпуск?
Что за странная женщина!
— У меня не было отпуска.
— А у меня был.
— И куда ты ездила?
— Мы путешествовали на машине.
— Да?
— У меня есть фотографии. Хочешь посмотреть?
— Очень.
Хелен проплыла к длиннющему серванту, выдвинула ящик и вынула пачку фотографий. Усаживаясь на софу, она плюхнулась почти ко мне на колени и протянула верхнюю фотографию. Мне понадобилась вся моя воля, чтобы заставить себя оторваться от неё и взглянуть на снимок.
На фотографии был увековечен довольно симпатичный пейзаж. Лесное озеро, окаймленное изрезанной горной грядой.
— Уиндермир, — пояснила Хелен.
— Прекрасно.
Она вручила мне второй снимок. Гора крупным планом, а у подножия голубая палатка. Возле палатки походная плитка, шашлыки, раздвижные стулья, надувной матрас…
— Очень красиво, — пробормотал я, пытаясь отвлечься от её задика, елозившего по моей ляжке.
— Палатка замечательная, — сказала она мне в самое ухо. — Страшно удобная.
Следующая фотография. Тот же вид, только рядом с палаткой торчит какой-то тип. Невысокий, лысоватый, с толстым пузом, лет пятидесяти-пяти, а то и больше.
— Мой муж, — вскользь обронила Хелен. — Он… немного старше, чем я.
Она потянулась за своим стаканом, чисто случайно прижавшись упругой грудью к моему колену.
— Давай тяпнем, — предложила она. Мы молча выпили.
— А это я, — сказала она, протягивая следующий снимок. — Жарко было, как в сауне.
Опять тот же вид, но толстопузого благоверного заменила Хелен. Фотография едва не обожгла мне руки. За исключением зеленого листочка, который она шутливо держала перед библейским местом, Хелен была в чем мать родила! Я судорожно глотнул и потянулся к водке.
Хелен радостно закудахтала мне в ухо.
— Это Чарльз придумал, — похвасталась она. — Он назвал этот снимок "Ева в палатке". Красиво, да? Тебе нравится, Расс?
Я замычал.
— Я тебе нравлюсь, Расс? — с придыханием спросила Хелен. — Я красивая?
— Да… очень…
— А вот снова я.
Снятая крупным планом, Хелен нагишом лежала на надувном матрасе, закинув руки за голову, и улыбалась в объектив.
В следующий миг чья-то повелительная рука туго стиснула голову стоявшего по стойке "смирно" Фридриха, а чьи-то жаркие губы зашептали мне в ухо:
— Поцелуй меня.
Я медленно повернулся и наши уста сомкнулись. Несколько минут мы барахтались, жадно ощупывая и лаская друг друга; я только начал сожалеть о том, что у меня не восемь рук, как у осьминога, когда Хелен, оттолкнув меня, оправила одежду и зашагала к двери. В течение нескольких страшных мгновений я с замиранием сердца думал, что меня собираются спутить с лестницы, но потом я услышал сладостное клацание замка, запираемого на два оборота. Хелен между тем вернулась, сладострастная и завлекательная, присела на корточки перед кофейным столиком, вручила мне мой стакан, а сама поднесла к губам свой.
— У тебя сегодня много работы? — спросила она.
Я помотал головой.
— Нет, это последняя поездка.
Хелен улыбнулась, словно приняла решение, потом вдруг резко вскочила и вышла из гостиной. Я сперва подумал, что она пошла в спальню, но минуты две спустя услышал плеск воды в душе.
— Расс! — позвала моя нимфа.
Я одним глотком осушил стакан и поднялся, с сожалением думая, что это только сон, и Мики-Маус вот-вот разразится звоном, который выведет меня из оцепенения.
Войдя в ванную, я увидел задернутую занавеску, а на стуле возле ванны желтые брючки, белый свитер, кружевной лифчик и крохотные желтые трусики.
— Никак до спины не достану, — пожаловалась Хелен. — Помоги мне, пожалуйста…
Honni soit qui mal y рense. Да устыдится тот, кто об этом дурно подумает.
Часа в четыре Хелен разбудила меня, зажав мне ноздри кончиками пальцев.
— Просыпайся, соня, — потребовала она, лаская спящего Фридриха. Какой ты у меня большой мальчик! Должно быть, много молока пьешь, да?
Она принялась тереться о меня всем телом. Фридрих затрепетал.
— О, я вижу, ты ещё растешь, — захихикала Хелен. — Ах, проказник, ты меня опять хочешь!