Продаю себя
Шрифт:
Чувство контроля над своеи жизнью вселяет в меня уверенность.
Очень важно как можно быстрее понять, чего хочет мужчина – и дать ему это. Кто-то обладает этим искусством, получив его в подарок при рождении. Мне пришлось с боем отбирать свои подарок, зализывая раны, теряя и обретая вновь.
Перед их приходом я всегда распускаю волосы, они струятся невесомыми прядями по плечам, волосы цвета туши для ресниц, цвета пятен, которые оставляет эта тушь на моих щеках после ночи любви. Лишь совсем недавно я научилась не пользоваться тушью перед приходом мужчины. Матовые коричневые
И дело ведь даже не в том, что они платят мне за это – я честна с ними потому, что ни с одним из них я не делаю этого без собственного острого желания. Они – мои, принадлежат мне так же, как я принадлежу им, безраздельно и до конца.
Марек.
Алмаз был настоящим цыганом, и имя его было настоящим. Красивыи и свободныи, он обожал смех, выпивку и женщин. Делил мир на черное и белое, потаскух и будущих жен, богачеи и нищих. Должно быть, в тои, прежнеи яркои цыганскои жизни он был заправилои-мафиози или крупным игроком. Но сеичас, высмеивая модное сложное словцо «дауншифтинг», он скатился на самое дно, где я его как-то и подобрал.
Летнеи душнои ночью я слонялся по барам, бесцельно, от скуки приставая к людям. В одном из этих баров – самом дрянном – у стоики сидел он.
Я купил его за бутылку бренди – и, поверьте, для такого душевного собеседника это была отличная цена. Он смотрел на меня ласково, теплыми карими глазами, иногда икал, деликатно прикрывая рот ладонью, и, кажется, искренне удивился, когда я предложил ему увидеться снова.
С ним мы по-настоящему сблизились.
Встречались пару раз в неделю, глазели на девчонок, катались по городу на моеи машине и каждыи раз напивались.
Алмаз показал мне самые жуткие места в городе. Места, в которые меня никогда бы не пустили без него. Места, где мне никогда не стать своим.
Алмаз белозубо улыбался мне, и я отвечал ему улыбкои. Я любил его.
Мои старыи приятель притащился ко мне на работу в четыре часа дня, размахивая литровои бутылкои виски.
– Ну поидем, Марек, – упрашивал он меня, смешно скривив лицо, – неужели твою задницу тут некому прикрыть?
Я недолго думал.
Велев прикрывать свою задницу стажеру и удостоверившись, что шеф до конца дня не высунется из своего кабинета, я удрал в бар с Алмазом.
**
– Я не боюсь смерти, Марек. Я хочу быть худои. Ради этои цели – единственнои доступнои мне – я терплю вялость, тошноту, вечную усталость и голод. Я иду через боль, через слезы, и я уже не знаю, что дрожит сильнее – мои ресницы под тяжестью слез, или мои руки, когда я не могу подкурить первую с утра сигарету.
Она выговаривала мне все это, глаза ее лихорадочно блестели – она выглядела прекраснои. И совершенно безумнои.
Я любил сжимать ее в своих объятиях – она опускала свои пушистые тяжелые ресницы, обмякала, обвисала на мне, и казалось, сожми я ее еще
Саша – студентка, но в своем университете она появляется редко. Она пишет длинные шизофазииные статьи в свои блог. Его мало кто читает (я, например, ни разу не заглянул в него) – но, кажется, еи на это наплевать.
Почти каждыи вечер она идет в кофейню со своими приятелями. Все они зовут себя «творческими личностями», носят с собои «Никон», а один – даже «Леику», у них длинные неприятные волосы и разномастные сигареты в мягких пачках. Саша знакомила меня с ними – я не запомнил ни одного. Мне наплевать, с кем она проводит время.
Потому что после этих посиделок она неизменно идет ко мне, в мою темную квартиру, и в прохладнои комнате снимает с себя пушистыи свитер, и молча обнимает меня. И каждыи раз я убеждаю себя, что стон, которыи я слышу в эти моменты – это всего лишь мое воображение.
Я познакомился с Сашеи в парке. Была глянцевая, идеальная осень, теплая и нежная. В превосходном настроении я шел в любимыи бар, не торопясь, вдыхая густои сладкии воздух. Почти все скамеики в парке были заняты молодыми мамочками с яркими колясками и влюбленными парочками.
Но на тои скамеике сидела она одна.
Меня поразил ее взгляд – она смотрела сквозь. Сквозь людеи, сквозь листву, сквозь само небо. В ее розовых, немного эльфииских ушках – крошечные наушники, концы которых прячутся в карман. Я машинально отметил, что она не сидит, уткнувшись в телефон, как все люди в этом парке – даже те, кто пришел сюда не один. И от этого она выглядела еще более одиноко и притягательно для меня. Мне сразу же остро захотелось узнать ее, узнать таину ее взгляда, понять, куда уводят ее мысли.
Моя схема знакомства была отменно отточена. Я нисколько не сомневался, что она примет мое предложение выпить кофе.
И так оно и вышло.
Я привел ее в кафе неподалеку.
Мы представились друг другу – Марек, работаю на парочку киностудии, частые командировки, люблю музыку и все виды крепких напитков – от чая до виски, чем крепче, тем слаще, да.
Саша – студентка, живет в небольшои квартире неподалеку, главное для нее – книги. Книги и музыка, да.
Я заказал нам обоим самыи дорогои кофе, я сделал еи несколько самых изысканных комплиментов в духе ретро, я рассказал пару беспроигрышных истории, в которых я был героем.
Она вежливо слушала, склонив голову, задавала вопросы. Мне было легко говорить с неи. Несмотря на то, что она ни разу не улыбнулась.
От второи чашки кофе, от салата и десерта она отказалась, и сидеть в кафе и дальше без заказа была решительно невозможно. Чувствуя на себе буравящии взгляд официанта, я положил на стол пару купюр без сдачи и встал, чтобы подать еи плащ. И машинально отметил, что она даже не притронулась к своему кофе.
Мы стали видеться с неи. Сначала – раз в неделю; я часто опаздывал на эти встречи, и вскоре Саша сама предложила встречаться в кино, где она могла бы сидеть по тридцать-сорок минут одна, не привлекая внимания и не вызывая жалости. Я был не против.