Продажная ложь
Шрифт:
Станимира выпрямилась, кивнула. А Милана, обрадованная, расторопно залезла в карман объёмной юбки, вытащила блокнот с ручкой:
– Какой рецепт?
– Записываешь? – спросила женщина, даже бровью не поведя. – Записывай. Берёшь кору крушины, траву сенны и корень ревеня. Отвариваешь на среднем огне до ядовитого цвета и запаха резкого, сливаешь жидкость через сито с марлей в баночку, где храниться будет средство.
– Записала, – радостно сказала Милана.
– Молодец, это был отвар слабительного при особо сильных запорах. А теперь поясню: я не шарлатанка и давать тебе глупые рецепты
Милана кивнула, Станимира вызвала договор без стоимости услуги, так как пожалела женщину.
– Распишись здесь… И ещё, Милана, ответь мне на такой вопрос: тебе не страшно грех совершать? Я – грубо говоря, ведьма. Тебя это не смущает?
– Нет, конечно же, нет, – улыбнулась женщина тепло и ласково, представляя свою дочь. – Ради детей и душу отдать не жалко, да и веру свою предать. На мне ведь всё скажется, а чадо невинным останется.
***
Саша переехал от родителей к Кристине в тот же день. Он встретил её у особняка с двумя чемоданами и походным рюкзаком – всё набито вещами. Радостные женские визги слышала вся округа.
Парень любил её, по-настоящему любил! Ухаживания, ласки, подарки, нежные слова. Но самое главное – действия. Уже в первый день Саша поразил Кристину тем, что вынес мусор… Весьма простой жест помощи в делах обыденных возымел эффект в два раза больший, чем если бы он пригласил её в роскошный ресторан. Всё-таки, им вместе жить.
Побыв с Сашей всего два дня, Кристина открыла для себя иную личность, непохожую на ту, с которой она общалась год, сокрытую внутри под некогда дружеской маской. Парень оказался нечистоплотным. И дело было не только в носках и трусах. Он просто порой забывал помыться, что отталкивало Кристину. Да ещё грубый юмор любовника обижал девушку, так как она искренне ненавидела маты и грубые описания половых органов с разновидностями сношений и онанирования. Саша же рифмовал подобные фразы с мастерством Есенина.
Подливали масла в огонь родственники Саши. Родители недоумевали: с какой стати их сын съехал? Кристина, не выдержав часовые переговоры по телефону, нагрубила матери парня, за что та обозвала девушку «трупёрдой недалёкой», после чего прокляла и повесила трубку.
На следующий день Кристина пошла в магазин за мороженым, не выдерживая давления на психику. Дома её ждал неприятный сюрприз. Саша удалил все аккаунты своей девушки из социальных сетей. А так же обзвонил всех парней, список которых нашёл в забытом дома мобильном телефоне с паролем «111111». Словно компенсируя недавнюю ссору с матерью, Саша обозвал отца Кристины, уважаемого профессора гуманитарных наук, «тупым долбоящером», когда мужчина постарался разузнать, – весьма вежливо – почему с мобильного его дочери звонит незнакомый человек.
В день их юбилея, полтора года, парень отказался выпускать девушку из дома, пригрозив ножом:
– Ты слишком красивая, на тебя могут засмотреться!
– Саш, – голос Кристины дрожал, девушка держалась шкафа, с которого в любую секунду можно было схватить какую-нибудь мелочь, чтобы кинуть её в обидчика, – положи нож. Меня ждёт подруга. Мы с ней договорились встретиться сегодня. Саш!
–Ты перестала называть меня «Сашулей»… Нет! Кто-то тебя соблазнил, да? Кто?
– Сашуль, – сквозь силу выдала девушка. – Сашуль, дай пройти. Саш… Саша, мать твою! Ты переходишь все границы. Убери нож и дай мне пройти!
Парень взглянул на девушку с поистине отцовской заботой:
– Я сказал: нет. Ты будешь сидеть дома, пока я не удостоверюсь, что любишь лишь только меня. Понимаешь, это ради нашего блага. Ради любви. Я не смогу жить без тебя. К сожалению, сейчас ты этого не понимаешь. Но у нас впереди ещё целая вечность.
Последняя фраза пронзила сердце Кристины, словно стрела. Мурашки табуном пробежались по спине. Девушка подбоченилась, обожгла парня озлобленным, упрямым взглядом, холодно спросила:
– А что ты сделаешь, если я, наплевав на такой же тупой, как твоя голова, нож, решу выйти из МОЕГО дома?! Или признаюсь: не люблю?!
– Если не изменишься, то убью тебя, – улыбнулся Саша, эффектно проведя лезвием ножа по шее, легонько разрезая кожу, не обращая внимание на кровь.
– Саша!!!
– А потом – себя, – ухмылка стала шире, безумнее; струйки крови стекали по ключице, впитывались в футболку. – Так будем мы вместе, так будем мы рядом с тобою всегда!
***
Женщина вошла в магазин, когда Станимира яро беседовала с кем-то по телефону. Из трубки вырывались мужской холодный и женский истерично визгливый голос. Хозяйка хмурилась, кривила губы в отвращении:
– Я ничего не собираюсь разрывать с тобой! Ты не захотела прослушать условия договора, теперь будь добра без возмущений вытерпеть всё, что заслужила. Да! Но, в отличие от тебя, мои любовники уходят удовлетворёнными! – Станимира повесила трубку, обернулась к женщине; в лице не застыло ни капли стеснения, стыда. – Не обращайте внимания. Одной сумасшедшей муж запретил отходить от него даже в туалете, впрочем, это к делу не относится. Что ж, Марин, ты пришла, чтобы…
Хозяйка магазина осеклась, удивлённо взглянула на Марину.
– Разве? – спросила она, прищурившись, как близорукая.
Теперь эта девушка, стоящая перед ней, не походила на железную леди. Да и на девушку – тоже. Женщина. За несколько дней Марина стала женщиной, не накрашенной, бедной, сонной, усталой, печальной и разочарованной в жизни. Осанка испортилась, огонь в глазах потух. Трёхликая матерь улыбнулась женщине с выражением истинного наслаждения на трёх ликах, увенчанных шипастыми коронами.
– Чай, кофе? – Станимира отвернулась, чтобы не смотреть Марине в глаза.
– Не надо.
Как тогда, они сидели друг напротив друга. Вечерняя темнота накрыла цветы полупрозрачным покровом, сладкий аромат алиссума щекотал носы. Хозяйка магазина терпеливо ждала и всё-таки дождалась. Печальные глаза Марины блеснули осознанностью, женщина смахнула грязные волосы за спину:
– Витя не поверил в то, что болеет, и сбежал из больницы, – прошептала женщина медленно, задумчиво. – Мы хватились слишком поздно: он пропал, а несколько людей заразились эболой, пообщавшись с ним. Маленькая девочка сейчас лежит при смерти в той самой палате, где должен был лежать мой сын. Её родители плачут в голос, словно сами умирают…