Проделки близнецов
Шрифт:
— Хозяюшка моя! — шепчет женщина сквозь слезы. — Наконец-то, наконец-то ты опять со мной!
Детские губы страстно целуют нежное лицо матери, ее ласковые глаза, ее изящную шляпку. Да, и шляпку тоже!
В ресторане и на кухне отеля «Империал» царит радостное оживление. Любимица постоянных посетителей и персонала, дочка оперного дирижер Пальфи, снова здесь!
Лотта, пардон, Луиза, сидит на своем привычном месте, на своем излюбленном стуле с двумя высокими подушками и с отчаянной храбростью ест омлет с начинкой.
Постоянные посетители,
Но особенно вкусно сегодня господину капельмейстеру. У него, который всегда ставил себе в заслугу пристрастие к одиночеству, свойственное всем «истинно художественным натурам», и который свой несчастливый брак всегда почитал ложным шагом, так сказать, уступкой буржуазности, у него сегодня в высшей степени «нехудожественно» тепло и уютно на сердце. И когда дочка с робкой улыбкой хватает его за руку, словно боясь, что он, чего доброго, удерет от нее, у него комок застревает в горле, хотя он ест отбивную, а вовсе не кнедлики.
А вот и кельнер Франц с новой порцией омлета! Лотта мотает кудрявой головой.
— Господин Франц, я больше не могу!
— Но Луизерль! — укоризненно произносит кельнер. — Это всего лишь пятая порция!
Огорченный господин Франц уносит омлет на кухню, а Лотта, собравшись с духом, заявляет:
— Знаешь, папа, с завтрашнего дня я буду есть то же что и ты!
— Ну и ну! — восклицает господин капельмейстер. — А если я закажу солонину? Ты же не выдержишь! Тебе же будет плохо!
— Когда ты будешь есть солонину, я могу опять съесть омлет, — подавленно соглашается Лотта. (Не так-то это просто — быть своей собственной сестрой!)
А что же дальше? А дальше появляются старый врач — надворный советник Штробль и Пеперль. Пеперль — это собака.
— Смотри, Пеперль! — с улыбкой говорит надворный советник, — Смотри, кто приехал! Беги и скажи Луизе «добрый день!».
Пеперль, виляя хвостом, усердно трусит к столику Пальфи, чтобы сказать «добрый день!» старой подружке Луизерль.
Как бы не так, собаку не проведешь, дудки! Подойдя к столу, Пеперль обнюхал девочку и не поздоровавшись побежал назад, к господину надворному советнику.
— Вот глупая скотина! — весьма неласково приветствует его хозяин. — Не узнает свою лучшую подругу! И всего только месяц ее не было. А люди вечно твердят, да еще как высокопарно, о безошибочном инстинкте животных!
Зато Лоттхен думает: «Какое счастье, что надворные советники не так умны, как Пеперль!»
Господин капельмейстер с дочкой, нагруженные подарками, с чемоданом, куклой и пляжной сумкой, добрались наконец до дома на Ротентурмштрассе. Рези, экономка Пальфи, просто сама не своя от радости.
Господин капельмейстер достает из бумажника билет и вручает дочке:
— Сегодня вечером я дирижирую оперой Хумпердинка «Гензель и Гретель». Рези отвезет тебя в театр и после спектакля заедет за тобой!
Лотта просияла.
— О! А я со своего места тебя увижу?
— Разумеется!
— А ты хоть разок на меня глянешь?
— Безусловно.
— А когда ты посмотришь на меня, могу я чуть-чуть помахать тебе?
— Я даже помашу тебе в ответ, Луизерль!
И тут звонит телефон. В трубке женский голос. Отец отвечает как-то односложно. Но положив трубку, вдруг начинает спешить. Ему, мол, надо еще несколько часов побыть одному, да, он сочиняет музыку. Ведь он, в конце концов не только дирижер, но еще и композитор. А сочинять музыку дома он не может. Нет, для этой цели у него есть ателье на Кэрнтнерринг. Итак…
— Завтра днем встретимся в «Империале»!
— Значит, я могу помахать тебе в театре?
— Разумеется, детка! Почему бы и нет?
Поцелуй в серьезный детский лобик! Шляпу на красивую композиторскую голову! И дверь захлопывается.
Девочка медленно подходит к отцу, с грустью думая о жизни. Маме нельзя работать дома. А отец не может работать дома.
Трудно с родителями!
Но так как Лотта, не в последнюю очередь благодаря материнскому воспитанию, особа весьма решительная и практичная, то, быстро выйдя из задумчивости и вооружившись маленькой тетрадкой с Луизиными указаниями, она начинает систематически, комната за комнатой, обследовать красивую квартиру в духе старой Вены.
Закончив свой маршрут, она по старой привычке усаживается за кухонный стол и начинает проверять записи и цифры в домашней книге расходов. При этом у нее возникает странное чувство. Во-первых, Рези, экономка, почти на каждой странице ошибается в подсчетах, а во-вторых, всякий раз ошибается в свою пользу!
— Это что еще за дела? — в дверях кухни появляется Рези.
— Я проверила твои счета, — ответила Лотта тихо, но твердо.
— Это что за новая мода? — злобно интересуется Рези. — Считать надо там, где положено, в школе!
— Я теперь всегда буду тебя проверять, — мягко сообщает Лотта, вскакивая со стула. — Мы учимся в школе, но ведь не для школы — так говорит наша учительница. — И Лотта с важным видом покидает кухню.
Рези ошалело смотрит ей вслед.
Дорогие мои читательницы и читатели, большие и маленькие! Теперь, я полагаю (не без некоторого страха), что настало, наконец, время рассказать немного о родителях Лотты и Луизы, обо всем, что в свое время привело их к разводу. Должно быть, в этом месте какой-нибудь взрослый, заглянув вам через плечо, воскликнет: «Ох уж этот писатель! И как он только может, прости Господи, рассказывать подобные вещи детям!» Но вы тогда прочтите ему следующее: