Проделки Джинна

Саломатов Андрей Васильевич

В комнате Урусов уселся на диван, поставил перед собой коробку и раскрыл ее.

Ольгу Борисовну Павел Васильевич надувал всегда первой. Это была его любовь, а потому он накачивал ее воздухом с особым удовольствием. С Ольгой Борисовной Урусов познакомился три года назад в центральном универмаге, и она сразу так понравилась ему, что он простоял у прилавка часа два, то есть до самого закрытия. Павел Васильевич не ошибся: Ольга Борисовна оказалась удивительно мягкой, тонко чувствующей женщиной, и в силу последнего обстоятельства он никак не решался сделать ей предложение, считая себя не вполне достойным этой благородной

женщины. И только в последние полгода между ними наладились более или менее близкие отношения: Урусов решился нежно пожать ей руку, затем она позволила себя обнять, а еще через пару встреч они наконец поцеловались. Правда, и это пока что был чисто дружеский поцелуй. Во всяком случае, оба придавали ему именно такое значение, а Павел Васильевич объяснял это себе тем, что они умышленно сохраняют некую дистанцию, чтобы придать их отношениям хотя и не модный, но такой приятный романтизм.

Закончив с Ольгой Борисовной, Урусов усадил ее во главе стола, рядом со своим стулом и принялся надувать остальных.

Когда все гости, кроме одного, были рассажены по местам, Павел Васильевич достал из коробки Ивана, накачал его воздухом и отнес в прихожую. Там он прислонил Ивана к двери и отправился на кухню за спиртным.

Не успел Урусов закрыть холодильник, как из комнаты донесся смех и приглушенные голоса. Когда же он вернулся к столу, гости уже рассаживались поудобнее, передавали друг другу тарелки с закусками и обменивались приветствиями.

— А где же выпивка? Хозяин! — крикнул генерал, оглядывая стол.

— Несу, — ответил Павел Васильевич. Он поставил на стол водку и вермут «Букет Молдавии» — для женщин.

— Иван, как всегда, опаздывает, — откупоривая водку, сладострастно проговорил Трапезников.

— Музыку, музыку, — попросила Ирина. — Но не громко.

— Только натуральную, — уточнил генерал. — А то у меня от всех этих электрических появляется во рту вкус железа.

— Сделаем, — бодро сказал Урусов и включил магнитофон.

Едва Павел Васильевич сел на место рядом с Ольгой Борисовной, как в дверь позвонили.

— Ну вот, опоздавший пришел, — накладывая жене салат, сказал Трапезников. — Сейчас опять что–нибудь соврет: автобус сломался или в метро бомбу взорвали.

Урусов извинился перед Ольгой Борисовной, вышел из комнаты и вскоре вернулся с Иваном, от которого уже попахивало водкой.

— Всем привет! — поздоровался Иван и поднял вверх обе руки.

— Простите, задержался. Только собрался идти домой, приходит начальник и говорит: «Спасай, Иван, трубу в кабинете прорвало».

Я ему: «Алексей Петрович, вызовите слесаря. Меня люди ждут».

«Нет, — говорит, — слесаря. Домой отправили — пьяный, собака». Пришлось чинить.

Как всегда, после первой рюмки все начали торопливо закусывать, и на некоторое время в комнате повисло молчание. Первым отложил вилку Иван. Он потянулся за бутылкой водки и, дожевывая, проговорил:

— По второй, а то что–то аппетита нету.

— Господа, еще картошечка будет, — вспомнил Павел Васильевич и поднялся. Заодно забрал со стола почти пустую салатницу. — Сейчас я еще подложу.

— Давай помогу, — предложила Ольга Борисовна, и Урусов с благодарностью посмотрел на нее.

Павел Васильевич знал, что Ольга Борисовна специально вызвалась ему помочь, чтобы наедине сообщить, как она без него

скучала. Обычно после этих слов Урусов брал Ольгу Борисовну за руку, и они с минуту стояли молча, глядя друг другу в глаза. Затем Ольга Борисовна спохватывалась, смущенно выдергивала из его ладони пальцы и говорила: «Пойдем, а то подумают невесть что». «Да–да», — отвечал Урусов, после чего они возвращались к гостям. Но даже это короткое отсутствие еще долго вышучивали, пока кто–нибудь не переводил разговор.

«Что, голубчики? — язвительно улыбаясь, спрашивал генерал. Наворковались?»

«А чем это они там занимались?» — вторила ему Ирина, и Павел Васильевич, краснея, начинал оправдываться: «Картошечки вот принес»… «Салатик»… говорила Ольга Борисовна.

«Смотри, смотри, покраснел, — указывая на него пальцем, ерничал Трапезников. — Такой с виду смирный»… «Да перестань», — одергивала его дородная супруга и тихонько толкала в бок локтем.

Супружескую пару Трапезниковых можно было смело назвать образцовой. В гостях они всегда сидели вместе, плечом к плечу, и Николай Семенович очень трогательно ухаживал за женой, а Марина Владимировна строго следила, чтобы муж не выпил лишнего.

После того как Николай Семенович выпивал свою дозу, Марина Владимировна говорила: «все», хотя сама продолжала пригублять. Впрочем, одну рюмку она умудрялась растянуть на весь вечер.

Глядя на них, Урусов всегда испытывал что–то вроде зависти. Его трогало даже то, что Марина Владимировна иногда покрикивала на мужа, а тот в ответ покорно спрашивал ее: «Что, солнышко?».

Павел Васильевич вернулся на свое место, а Ольга Борисовна принялась раскладывать по тарелкам дымящиеся картофелины.

— А я вот вчера прочитал в газете, что с первого января будут снижены налоги с физических лиц, — запивая рыбу лимонадом, сказал Трапезников.

— Вранье, — буркнул генерал. — Газеты всегда все врут. Я не читал их уже лет пять и очень хорошо себя чувствую.

— Тогда откуда вы знаете, что они врут? — с подковыркой спросил Трапезников и обвел взглядом присутствующих.

— Помню, — невозмутимо ответил генерал.

Павел Васильевич очень любил весь процесс застолья, но особенно ему нравилось, когда после второй рюмки завязывалась беседа. Не важно, о чем говорят гости. Главное, что в это время в комнате устанавливалась та необыкновенная атмосфера, благодаря которой каждый гость излучал вполне ощутимые флюиды семейственности.

В разговоре не участвовали лишь Иван и Ирина — одинокая анемичная женщина с печальной улыбкой. Правда, после первой же рюмки вина на щеках у нее появлялся румянец, а улыбка делалась немного кривой. Каждый раз Иван с Ириной садились рядом, и до определенного момента он ухаживал за ней. По лицу Ирины всегда было видно, когда Иван позволял себе всякие вольности: то положит руку на колено, а то обнимет ее за талию. Чаще всего Ирина смущалась, а бывало и наоборот: игриво прикрикнет на него, оттолкнет руку, но не отодвинется, а даже как бы случайно склонится в его сторону. Но после нескольких отлучек в прихожую Иван становился совсем пьяным и не то чтобы забывал о своей соседке, но становился вялым и лишь таращил на нее глаза да иногда проделывал те же фокусы, но более грубо. «Перестань, — нервно говорила Ирина. — Опять выходил. Стоит же на столе». И Иван окончательно отставал.