Проект «Геката»

Токацин

— А вон там ирренций, — Линкен указал на непрозрачный купол. — Контейнеры с окисью, по килограмму в каждом. Я пока взял десяток…

— Порошок? — деловито уточнил Гедимин. Константина передёрнуло, и он проверил, герметичны ли пластины на висках.

— Ну да, обычная фасовка. Что, не так? — насторожился Линкен.

— Посмотрим, — неопределённо пожал плечами Гедимин. «Я бы начал с пластин, если не со сфер. Порошок неуправляем…»

Следующие ворота были двуслойными, щедро украшенными предупреждающими знаками. За ними была камера дезактивации, втрое больше той, что разделяла «чистый» и «грязный» отсеки. Люк помигал красным и открылся, выпустив сарматов в плавно изгибающийся коридор. Гедимин измерил его шагами, одновременно пересчитывая генераторы защитного поля в стенах, — длина пустого прохода составляла двадцать метров.

— На что ни пойдёшь, лишь бы не строить лишний выход, — еле слышно пробормотал Константин. — Предупреждайте, если соберётесь там взрывать! Я в эти дни буду уезжать в «Гекату».

— Далеко ехать, — хмыкнул Линкен.

— Ничего, — отозвался Константин. — Жизнь дороже.

Следующие ворота долго мигали, проверяя пришельцев считывателями, и наконец открылись — и Гедимин увидел огромный пустой зал с извилистыми стенами. Едва сарматы вошли, включились «арктусы», разделив помещение непрозрачными перегородками защитного поля. Гедимин осмотрел стены — где-то в глубине предполагались изолирующие слои, но первые два метра были выстланы фрилом, поглощающим энергию взрыва, — нарочито хрупким и лёгким материалом.

— Вот здесь, — сказал Линкен, ткнув пальцем себе под ноги. Сарматы уже вышли в центр зала, к вмонтированным в пол креплениям.

— Ты не думай, атомщик, мы тут всё проверили, — сказал взрывник. — Две килотонны — даже ничего не треснуло.

Константин дёрнулся всем телом и ошеломлённо замигал.

— Псих с ядерной бомбой! — скривился он. — Это последний раз, когда я сюда захожу. Если Гедимину жить надоело — это его проблемы.

— Две килотонны — это ничто, — недовольно сощурился Гедимин. — Не на что тратить ирренций. Сколько его было? Какая схема?

Линкен мигнул.

— Ты что? Ирренций ещё не взрывали. Я тебя для этого и вызвал. Я умею взрывать бомбы, собрать могу, если устройство знакомое, но конструировать новые — это для тебя.

— Понятно, — отозвался Гедимин, про себя облегчённо вздохнув. Ему не хотелось пускать ирренций на бомбы, но на секунду стало обидно за странный металл, — по ощущениям сармата, взрыв ирренция должен был быть мощнее на порядки.

… - Выкладывай, — сказал Константин через четверть часа, когда все сарматы собрались в «чистом» отсеке. — Что ты хочешь сделать?

— Узнать критическую массу, — ответил Линкен, переводя взгляд на Гедимина. — До сих пор никто не знает. Мне поручили эту бомбу. А я не знаю, как к ней подступиться.

Гедимин мигнул.

— И на Земле до сих пор не выяснили? — он недоверчиво посмотрел на Линкена. Тот треснул кулаком в стену, в последнее мгновение замедлив движение руки и смягчив удар.

— Никто не знает, — повторил он. — Вся разведка молчит.

Гедимин и Константин удивлённо переглянулись.

— Хорошо засекречено, — пожал плечами северянин. — Или… есть предположения, но не на чем проверить. Только мы можем взять десять килограмм ирренция. И прибавить к ним ещё десять, если десяти не хватит. Ну что ж, данных по ирренцию у нас много, — начну считать.

Линкен кивнул.

— Если надо что-то проверить — бери ирренций, будет мало — выпишу ещё.

Смотрел он по-прежнему на Гедимина, будто ждал его решающего слова. Сармат пожал плечами — в теоретических расчётах он никогда не был силён.

— Когда Константин закончит, будем работать, — сказал он.

— Так-то так, — протянул Линкен, — но вот… Атомщик, расчёты-то расчётами, но…

Константин фыркнул.

— Что ты там мычишь? Умнее всех? Тогда сам считай!

Гедимин молча ткнул его кулаком в бок. Он задумчиво щурился, глядя на вход в «грязный» отсек. Линкен насторожился.

— Ты что-то надумал, — сказал он. — Говори.

Гедимин кивнул.

— Есть способ выяснить на практике. Так делали раньше на Земле… Сложить ирренций в кучу, добавляя заданную массу. Дождаться лучевой вспышки. Повторить. Уточнить значение до грамма. Повторить ещё несколько раз. Старый способ. Я бы попробовал.

Константин выпрямился во весь рост.

— Tzahasu!

— Что?! — вскинулся Линкен. Гедимин ошалело мигнул — раньше его так не припечатывали.

— Двое полоумных! — Константин звонко приложил руку к шлему. — Что за идиотские опыты?!

Гедимин недовольно сощурился.

— Так делали, — буркнул он.

— Не всё, что делали макаки, надо за ними повторять! — Константин, оборвав фразу на полуслове, стиснул зубы. — Ты же вроде учился в Лос-Аламосе! Тебя там этому научили, да?!

— Эй-эй, heta, — Линкен взял сарматов за плечи и втиснулся между ними. — Меня тут назначили командиром, ясно? Я не знаю ваших дел. Но Гедимин — атомщик, и он уже строил новые штуки. Пусть он работает. Ты будешь тут, он — за шлюзом. Вы друг другу не помешаете.

Константин стряхнул его руку со своего плеча и отстранился.

— Вы оба — полные идиоты, — угрюмо сказал он. — Близко не понимаете, во что влезли. Во время испытаний я буду в «Гекате». Может, туда волна не докатится.

03 июля 38 года. Луна, кратер Кеджори, научно-испытательная база «Койольшауки»

Гедимин отодвинул ипроновую пластину брони, достал ещё одну ирренциевую плашку и положил её поверх остальных, в аккуратный штабель из десяти полусантиметровых брусков. Покосился на дозиметр — излучение росло медленно, плавно, ни о каких выбросах не могло быть и речи. Закрыв бронированный «карман», сармат отодвинул следующую пластину. У него в запасе было ещё четыре килограмма ирренциевой окиси, спрессованной в плашки по сто граммов и разложенной по нишам под защиту ипроновой брони. Следующий брусок лёг в штабель. Цифры на экране дозиметра вяло шевельнулись. Выждав минуту, сармат продолжил опыт, — ирренция было ещё много.

Он сидел на полу рядом с ирренциевым штабелем, даже не прикрыв его защитным полем, — это нарушило бы чистоту эксперимента. Плотные непрозрачные экраны начинались за его спиной, выстраиваясь в десять рядов от места проведения опытов до выхода из зала испытаний. «Первые два испарятся при первой вспышке,» — думал Гедимин, когда переводил взгляд с медленно растущего ирренциевого штабеля на защитные поля. «Но до двери не добьёт.»

За себя он не боялся — ирренций, даже при вспышке с расплавлением, только разбрызгал бы скафандр и слегка нагрел внутренние слои. Гедимин был уверен, что не дойдёт и до расплавления — он хотел добиться хотя бы всплеска омикрон-излучения — или, на худой конец, потока нейтронов. Он вспоминал обрывки информации, полученные в своё время от Конара, и ждал всплеска с минуты на минуту, но пока дозиметр ничего не чувствовал. Ещё одна плашка легла в штабель; пятый слой был заполнен. Полтора килограмма ирренция можно было накрыть одной ладонью — и иногда Гедимину хотелось это сделать. Возможно, примитивный ипроновый «экран» отразил бы омикрон-излучение и вызвал требуемую реакцию…