Проект «Геката»
Шрифт:
Линкен судорожно сглотнул.
— А если бабахнет?
— Ковыряться в нитроглицерине ты не боялся, — презрительно сощурился Гедимин. — Не хочешь тут быть — выйди.
Линкен переступил с ноги на ногу.
— Будто без тебя тут будет что делать, — еле слышно пробормотал он. — Даже если меня не размажет.
«Две тысячи семьсот тридцать…» — Гедимин, затаив дыхание, разжал ладонь. Плашка упала поверх штабеля.
«Нагрев минимален,» — напомнил себе сармат, опуская руку с анализатором рядом с грудой ирренция. Серые плашки уже горели зеленью, защитные поля таяли одно за другим, — испепеляющая волна остановилась за две преграды от «твёрдой» стены. «Полевая защита бесполезна,» — бесстрастно отметил про себя Гедимин, слушая верещание дозиметра. Через тридцать секунд он выдернул из штабеля одну плашку и зажал её в ладони. На ощупь она была тёплой, почти горячей, — градусов двести по Цельсию, не более.
— Ah-hasu! — выругался Линкен, запоздало кинув в груду ирренция экранизирующий шар. — Атомщик, что с рукой?!
Гедимин закрыл «карман» — теперь ипроновая прослойка мешала ирренциевой плашке поделиться излучением с оставшимися на полу — и протянул Линкену раскрытую ладонь. Верхний слой обшивки едва-едва нагрелся. Не обращая больше внимания на бормотание взрывника, сармат поднёс анализатор к рассыпанным ирренциевым плашкам. Вспыхнувшая и угасшая цепная реакция оставила от себя вкрапления ядер урана, следовые количества серы и германия, — как и следовало ожидать, ирренций слегка выгорел, а освобождённый кислород под омикрон-излучением начал слипаться в комки по два-четыре ядра. Гедимин ещё раз посмотрел на данные по интенсивности — выброс омикрон-квантов был запредельным, сигма-излучение едва-едва теплилось, нейтронов обнаружено не было — видимо, далеко не улетели. Сармат покосился на защитные поля — частично они уже восстановились — и представил себе массивный ротор из тёмно-синего ферка. Такой лучевой всплеск раскрутил бы ферковый генератор, как лёгкую палочку, так, что медные провода вскипели и испарились бы…
— Очень холодная реакция, — пробормотал Гедимин, глядя на показатели температуры. — И это без охлаждения… Удачно, не понадобятся градирни.
— Хэ! — Линкен постучал по его плечу. — Какие градирни? Бомба без них обойдётся. Так что там у тебя выходит?
— Две тысячи семьсот тридцать, — ответил Гедимин. — Точнее тебе не нужно. Можешь идти, я ещё раз проверю. Надо отследить, как растёт интенсивность…
Он вышел из зала испытаний через час с лёгкой ухмылкой на губах и слабой раскоординированностью движений. Он рискнул-таки приподнять ипроновые пластины на висках — сигма-выброс был незначительным, никакой опасности для мозга не было, но ощущение согревающейся крови, ускоряющей своё течение, было приятным. «Замена венерианской душевой,» — подумал Гедимин, слабо ухмыльнувшись, уже у выхода из камеры дезактивации. «Линкену не скажу. Опять завопит.»
Эксперименты прошли успешно — значение было получено и зафиксировано. «Десять килограммов на реактор,» — думал Гедимин, и перед его мысленным взором уже выстраивался чертёж примитивной установки с ферковыми роторами и обмоткой из тугоплавкой флии. «Почти как ЛИЭГ, только гораздо мощнее. Хватит одного, чтобы раскрутить антиграв. И ещё останется на «лучевое крыло»…»
— Атомщик, — Линкен, нетерпеливо ёрзавший на стуле перед телекомпом, поднялся с места и повернулся к вошедшему сармату; его глаза тревожно вспыхивали. — Ты там всё проверил? Мы нигде не ошиблись?
— В чём дело? — спросил Гедимин, невольно настораживаясь. Линкен ткнул пальцем в экран.
— Константин досчитал свои цифры и прислал нам. У него выходит восемь восемьсот. Проверь, у него нигде не наврано?
Гедимин изумлённо мигнул и склонился над телекомпом. «Линкен спутал что-то,» — подумалось ему на секунду, но тут же он убедился, что взрывник не ошибается — расчёты Константина неопровержимо показывали, что при массе менее восьми тысяч восьмисот граммов цепная реакция не начнётся — разве что с использованием экранов. «Интересно…» — он включил анализатор, поднёс к телекомпу, сверяя данные. Расхождение, сколько сармат на него ни смотрел, никуда не исчезало.
— Ну что? — Линкен, потеряв терпение, ткнул его в бок. — Что это за дурь? Кто из вас врёт?
— Heta, — Гедимин недовольно сощурился — тычок отвлёк его от мыслей. — Слова подбирай.
Линкен мигнул, быстрым шагом пересёк отсек от стены до стены и, глубоко вздохнув, подошёл к телекомпу.
— Я ваших дел не знаю. Но тут что-то одно. Или он… ошибается, или ты. Два килограмма — не восемь, хоть ты стреляй.
— Знаю, — буркнул Гедимин. В голове было много мыслей, но ни одной внятной. Он показал Линкену анализатор и ткнул пальцем в обнаруженный прибором ирренций.
— Точная масса. Подсчёт до атома. И ты там был. Проверь свои данные.
— Да я видел всё, видел, — отмахнулся взрывник. — Я не говорю, что ты считать не умеешь! Но Константин ведь тоже умеет…
Гедимин снова посмотрел на анализатор, потом — на экран телекомпа.
— Умеет. Зови его. Вместе посчитаем.
05 июля 38 года. Луна, кратер Кеджори, научно-испытательная база «Койольшауки»
«Это исключено,» — качнул головой Константин, даже не взглянув на экран смарта, который положил перед ним Гедимин. «Экспериментальное значение может быть только больше. Это я ещё допускаю. Вы уверены, что не перепутали процессы?»
Гедимин вспомнил его недоверчивый взгляд и сердито хмыкнул. «Перепутали, tza hasu…»
Он положил ещё одну ирренциевую плашку на медленно растущий штабель. «Две тысячи сто…»
Ипроновые пластины с висков были сдвинуты, сигма-излучение проникало в скафандр беспрепятственно. Сегодня оно вело себя как-то странно — вместо обволакивающих нитей Гедимин чувствовал слабое покалывание, как будто его осторожно тыкали очень тонкой иглой, изредка — двумя или тремя.
«Две тысячи двести…»
Он не успел прикрыть нишу в скафандре — излучение хлестнуло из-под брони, и сармат, выронив плашку, уже поднесённую к общей груде, прикрыл ладонью светящуюся прореху. Штабель ирренциевых брусков горел зелёным огнём — цепная реакция продолжалась, несмотря на исключённый из неё кусок металла. Закрыв нишу, Гедимин сжал в кулаке одну из лежащих плашек. Свет погас.
«Две тысячи двести?!» — он ошалело мигнул, посмотрел на дозиметр, быстро перевёл взгляд на анализатор, — никакой ошибки не было. Реакция запустилась на отметке «две тысячи двести», и все её признаки были налицо — как и следовые количества германия в «засвеченных» плашках.
«Мать моя пробирка…» — сармат медленно разжал ладонь, возвращая кусок ирренция в общую груду. Всплеск излучения слизнул два уцелевших защитных экрана и дотянулся наконец до внешней стены, вызвав тревожный писк под потолком — сработали встроенные датчики омикрон-квантов.
«Ничего не понимаю,» — тяжело вздохнув, Гедимин собрал ирренций и пошёл к выходу, едва не забыв пройти дезактивацию. На его счастье, ворота просто не открылись, пока он не выстоял пять минут под текущим с потолка раствором меи.