Проект «Геката»

Токацин

Он что-то сказал им в спину, но Гедимин уже не слышал. Он не оглядывался, пока не дошёл до входа в терминал. Там он остановился, ненадолго задержал дыхание и повернулся к кораблю. Желающих пройти на борт всё ещё было много; их делили на группы по два десятка и запускали внутрь под присмотром экзоскелетчика. Иногда из шлюза выглядывал второй патрульный — шериф дал крейсеру усиленную охрану.

— Ты узнал человека? — спросил Айзек, пытаясь перехватить взгляд Гедимина. — Он явно чего-то от тебя хотел.

— Суханов, — отозвался тот, недобро сузив глаза. — Пусть теперь хочет от местных ремонтников. Тескам на «Елизавету» вход запрещён.

Айзек озадаченно хмыкнул.

— То ремонтируй им боевые спрингеры, то не входи на экскурсионный корабль… Пока мы ковырялись в реакторе «Барракуды», это никого не смущало.

Гедимин пожал плечами — думать о странностях местных традиций ему не хотелось.

— Будешь ещё смотреть на космодром? — он покосился на часы. — Пора вызывать глайдер.

…Ремонтники, пройдя главный шлюз, разошлись по базе; рядом с Гедимином остался один Айзек. Сармат шёл медленно, думая на ходу о поведении кольцевого реактора, и не сразу его заметил.

— Скажешь Кенену о новых скафандрах? — спросил тот. — Надо внести их в смету, иначе он опять спустит всё на самок.

— Скажи, — отозвался Гедимин. — При чём тут я?

— Тебя он послушает, — уверенно сказал Айзек. — А со мной сделает вид, что забыл записать. Тебя он боится, атомщик. Скажи ему, ладно?

30 ноября 28 года. Луна, кратер Пири, город Кларк

Автомат зашипел, запахло нагретой органикой, и щиток из тёмного стекла отъехал в сторону. В нише стоял маленький поднос с двумя креплениями; в одном стояла кружка с чем-то тёмным, пахнущим гарью, в другом лежал приплюснутый бургер.

— Всё-таки заработало, — с лёгким удивлением сказал Питер, уважительно покосившись на Гедимина.

— Вызывай в любое время, Пит, — широко улыбнулся Кенен, вместе с подносом перебираясь на диван; мягкая подушка ощутимо просела под его весом. — Я всегда говорю — вызывай в любое время. Лучшие механики «Маккензи» в твоём полном распоряжении — всё ради того, чтобы госпиталь работал идеально.

Питер хмыкнул.

— Это не совсем относится к работе госпиталя, но… — он пощёлкал кнопками, проверяя работоспособность автомата, и в нише появился ещё один «особый паёк», в этот раз — с незнакомым Гедимину свёртком из теста и мяса. Кенен одобрительно кивнул.

— Надеюсь, эта разминка помогла вам настроиться на рабочий лад, — сказал Питер Гедимину, выходя в коридор. — Сломанный автомат — это досадно, но без него мы обошлись бы. В последнее время даёт сбои вентиляция в карантинных боксах. Там на выходе стоят бактериальные фильтры, и раз в неделю мы берём пробы. Так вот, в ту пятницу…

Гедимин внимательно слушал его, вслед за ним переходя с яруса на ярус в подземном здании госпиталя. Питер вёл его окольными путями, куда не выбирались пациенты, и даже персонал появлялся редко; иногда они проходили пять-шесть этажей, встречая только роботов-уборщиков.

— Карантинное отделение, — врач остановился перед гермоворотами с разделённым на две створки знаком биологической опасности. — Тут санпропускник на входе. Пока я переодеваюсь, пройдите дезинфекцию. Это штатная процедура, ничего особенного.

— На входе? — переспросил Гедимин. Питер кивнул.

— И на выходе тоже. Пациенты карантинного отделения… иногда трудно сказать, кто для кого более опасен — они для нас или мы для них.

Гедимин помнил, что человеческие инфекции для него неопасны, и всё же ему было не по себе, когда он проходил мимо герметично закрытых люков с символами биологической опасности. Один из них врач открыл особым кодом и поманил сармата за собой.

— Нам придётся пройти мимо остеклённых боксов, — сказал он, дожидаясь, пока автоматика выпустит их из тесного шлюза. — Они открыты для наблюдения. Это важно для нас, но посетителей это смущает. Если опасаетесь увидеть что-нибудь неприятное, смотрите под ноги.

Змеевидный робот-уборщик пересёк коридор и уткнулся в ступню Гедимина. Сармат отодвинулся, но механизм повторил его движение — внимание агрегата привлёк именно он. Спрыснув ступни Гедимина бесцветным раствором с резким запахом, робот пополз дальше.

— Увидел, что вы без бахил, — смущённо пояснил Питер. — К сожалению, на ваш скафандр ничего не налезет… Что тут нового?

Он обращался к человеку в лёгком скафандре биозащиты. Тот сидел за выдвижным столом, наблюдая за прозрачной стеной, подсвеченной изнутри синеватым; при появлении Питера он поднялся.

— Ничего, доктор Фокс, — ответил он. — Поражённые области остаются в прежних границах, выделяется сукровица. Дыхание в норме…

— Наблюдайте, — кивнул ему Питер. — Мы с мистером Кларком проверим фильтры в закрытых боксах. Если что-то услышите, не пугайтесь.

Гедимин посмотрел на подсвеченную стену. За ней была маленькая комната, почти полностью занятая капсулой-автоклавом с прозрачной крышкой. Под выпуклой пластиной лежал неподвижный человек, раздетый догола; его лицо и низ живота прикрывали щитки с отходящими от них трубками. Ещё один щиток, без трубок, но с батареей полупустых ампул, был закреплён на груди. Сначала Гедимину показалось, что пластин на теле человека много, но потом он понял, что это обширные поверхностные раны — что-то вырезало по куску кожи с прилегающими мышцами на полусотне участков тела. Поверх живой плоти лежали странные сетчатые структуры, сверху залитые прозрачной жижей. Правую руку и обе ноги до колена жижа покрывала полностью, и её удерживали прикреплённые к конечностям коконы. Сильнее всего пострадали пальцы — на ногах их не осталось вовсе, на руке сохранились первые фаланги.

— Ну вот, бокс открыт, — сказал Гедимину довольный Питер, вынырнув из соседнего коридора. — Можете работать… Что-то привлекло ваше внимание?

Сармат качнул головой, с трудом отводя взгляд от неподвижного тела.

— Сольвент? — спросил он, кивнув на прозрачный бокс. — Авария?

Питер покачал головой, одновременно жестом направляя Гедимина в открытый люк, — то ли спешил начать ремонт, то ли не хотел, чтобы сармат рассматривал больного.

— Нет, не сольвент. Хотя по действию очень похоже… Сверхагрессивный биологический реагент, так я бы это обозначил. Восемьдесят процентов кожи, тяжелейшая интоксикация…