Проект "Изоляция". Дилогия

Шарапов Кирилл Юрьевич

Эй, эй, эй, под кроватью старый таз

Пробит насквозь голубой унитаз

Как гордый линкор, побывавший на войне

Мачты сбиты, пробоина в дне

Пуля, влетевшая в амбразуру, попала парню в шею. Он умирал долго, хрипя, пытаясь зажать рану, через которую хлестала кровь. Майор тряхнул головой, отгоняя видение. Геннадий по-прежнему наяривал песню, все смеялись и пели. Кто-то уже вспоминал о том, что с ним случилось в дороге. Никто не заметил, что с бывшим майором что-то произошло. Хотя почему бывшим? Русский офицер бывшим не бывает. Майор натянул на себя прежнюю радостную маску, но настроение было испорченно.

А Геннадий все пел.

Эй, я куплю журнал "здоровье"

Это вредно для здоровья

Даже если нечего читать

Гораздо

безопасней на верхней полке спать

Эй, как тебе глаза напротив

Ты удивишься, но я снова против

В дорожных знакомствах, какой толк

А вдруг ее встретит на перроне боксер

Эй, эй, эй, под кроватью старый таз

Пробит насквозь голубой унитаз

Как гордый линкор, побывавший на войне

Мачты сбиты, пробоина в дне

Эй, так ведь я же уезжаю

Я это знаю, я тебя провожаю

Эй, убирайся к чертям

Мне надоели твой советы, доберусь сам!

Эй, ну ты и гад

А еще называется младший брат

Желаю тебе купить журнал "Здоровье"

Съесть тухлый бутерброд и получить по морде

Песня кончилась, и Молот вздохнул с облегчением. Народ пел песни, изредка прерываясь на тосты, никто не говорил о работе и даже Майор сумел вернуть утраченное настроение. Около полуночи почти все расползлись. Инна капитулировала перед более опытной Ангелиной и удалилась одной из первых. В баре остались Аркаша с Галей, Гена со своей пассией, которую вроде бы звали Наташей, а может и Олей, Мечислав не запомнил, и он с Ангелиной.

– Ну что, майор, обещанные Дожди?
– спросил Гена.

Молот кивнул. Ученый улыбнулся и ударил по струнам. Красивый голос разорвал сонную тишину бара.

Видно, нечего нам больше скрывать,

Все нам вспомнится на Страшном суде.

Эта ночь легла, как тот перевал,

За которым исполненье надежд.

Видно, прожитое - прожито зря,

Но не в этом, понимаешь ли, соль.

Видишь, падают дожди октября,

Видишь, старый дом стоит средь лесов.

Вот теперь майор окончательно понял свою ошибку. Нельзя было просить спеть именно эту песню. Да, она любимая, да, с ней связано много хорошего, но сейчас это похоронный марш для шести миллиардов людей. Песня о тех, кто спасся с земли, песня про них. От этого стало страшно. Но майор мужественно слушал. Это была его голгофа.

Мы затопим в доме печь, в доме печь,

Мы гитару позовем со стены,

Все, что было, мы не будем беречь,

Ведь за нами все мосты сожжены,

Все мосты, все перекрестки дорог,

Все прошептанные клятвы в ночи.

Каждый предал все, что мог, все, что мог,

Мы немножечко о том помолчим.

Этот куплет причинил ему особенную боль. Он рвал на куски душу. Этот куплет был написан про ковчег и этот вечер. Про тот вечер, когда самолет оторвался от бетонки военной базы. И только малая часть сидящих в самолете людей знала, что все люди вокруг обречены. Что они чувствовали тогда? Считали ли себя предателями? Радовались ли спасению? Или тихо плакали в душе? Майор не знал, но он чувствовал все это, слушая Гену.

И слуга войдет с оплывшей свечой,

Стукнет ставня на ветру, на ветру.

О, как я тебя люблю горячо -

Это годы не сотрут, не сотрут.

Всех друзей мы позовем, позовем,

Мы набьем картошкой старый рюкзак.

Спросят люди: "Что за шум, что за гром?"

Мы ответим: "Просто так, просто так!".

Просто нечего нам больше скрывать,

Все нам вспомнится на Страшном суде.

Эта ночь легла, как тот перевал,

За которым исполненье надежд.

Видно, прожитое - прожито зря,

Но не в этом, понимаешь ли, соль.

Видишь, падают дожди октября,

Видишь, старый дом стоит средь лесов.

– Просто прожитое, прожито зря, - тихо повторил майор.
– Все зря. Ладно, товарищи, я, пожалуй, откланяюсь. Завтра тренировка, с утра пораньше нужно быть в форме. Ангелина, тебя проводить?

Женщина изящно встала и протянула майору руку.

– Конечно. Мне было бы очень приятно.

"Будет", - пообещал майор

мысленно. Попрощавшись с оставшимися, они вышли в коридор. Они начали целоваться еще в прихожей ее квартиры, платье улетело в одну сторону, китель Молота в другую. Страстные поцелуи прекращались только для нового глотка воздуха. Утром майор ушел, стараясь не будить свою партнершу. Он знал, что она не обидится, каждый получил то, что хотел. Никаких обид и сожалений, никаких претензий. Это была их ночь и он, и она знали, она будет единственной. Ковчег несся в пространстве к призрачной цели. Все впереди. Да и обязанностей у майора прибавилось. Теперь, как отвечающий за подготовку личного состава боевого отряда, Мечислав был обязан присутствовать на совещаниях, проводимых Ольгой. К счастью, Железная леди делала это довольно редко, предпочитая решать вопросы быстро, и собирала общее совещание всего несколько раз и то в ознакомительных относительно ситуации целях. Но это не было похоже на остальные. Здесь собрались все ведущие специалисты ковчега, Артем, Мечислав, начальник технической службы, ученые, медики. Некоторых Молот видел впервые. В конференц-зале ощущалась напряженность. Прошло два месяца, а ковчег так и не вышел из потока. Это было невозможно скрыть. Поэтому нужно было быстро решить, что делать и что говорить людям, и выслушать хотя бы примерные предположения ученых.

– Начнем, - войдя в помещение, произнесла куратор.

Ее шаг был быстрым и решительным. Два месяца эта удивительная женщина держала в железном кулаке весь бункер. Ее решения были правильными, и она предпочитала не лезть туда, где ничего не понимала, например, к Мечиславу и его солдатам. К новости, что он им все рассказал, отнеслась вполне спокойна, только спросила, не проболтаются ли? Мечислав мотнул головой, и вопрос был закрыт.

– Добрый день, - садясь во главе большого овального стола, поприветствовала куратор всех присутствующих.
– Я думаю, вы все уже знаете, по какому вопросу я собрала вас. На сегодняшний день это проблема является приоритетной. Мы все также остаемся в потоке, хотя по нашим расчетам должны были покинуть его еще три дня назад. Уже то, что мы находимся здесь больше двух месяцев, то есть вдвое дольше заявленного срока, нервирует людей. Пока обстановка стабильная, люди продолжают заниматься своими делами. Все центры ковчега функционируют нормально. Но уже идут разговоры в барах и столовых. Людей беспокоит сложившаяся ситуация. Нужно решить, что сказать людям? Начнем, пожалуй, с научного отдела. Ваши теории?

– Разрешите?
– поднявшись, произнес глава сотрудников, занимающихся генератором потока.

Он был невысок, слегка за пятьдесят, голова была абсолютно лысой, и даже те, кто с ним проработал тридцать лет бок о бок, не видели его с волосами. Поговаривали даже, что он лыс везде и якобы это последствия неудачного эксперимента с высокой радиацией. Поправив очки и покрутив в руках лазерную указку, он выжидательно смотрел на куратора. Ольга кивнула.

– Начнем с технического вопроса: генератор работает исправно. Проблема заключается не в оборудовании. Все компьютеры сходятся в одном, мы не достигли заданной точки пространства. Возможно, причина в большой массе объекта. Признайте, что ковчег гораздо крупнее обычного грузового автомобиля, на котором мы проводили испытания. Именно основываясь на этом эксперименте, мы вычисляли, сколько времени займет перемещение. Но видимо в расчеты закралась ошибка. Возможно, причина, как я уже сказал, в огромной массе. Видимо для ее перемещения требуется гораздо больше времени. Может быть, мы двигаемся по коридору слишком медленно. Поскольку у нас отсутствуют ориентиры, мы не можем высчитать нашу скорость перемещения. Может, мы находимся прямо рядом с целью, возможно, мы лишь недалеко отошли от земли. Так что все относительно. Есть еще конечно теория о том, что мы промахнулись и уже пролетели заданную точку или вообще уходим от нее в противоположенную сторону. Но, честно говоря, я не очень верю в эту теорию. А может, просто не хочу верить. Если она верна, мы обречены стать странниками. Возможно, навечно, возможно, нет. Я ответа на этот вопрос не знаю. У меня все.