Проект 'Кошмар'
Шрифт:
– Ну, хорошо, - Мак-Клинток, казалось, успокоился.
Рейнольдс снова нагнулся к пульту, и Мак-Клинток сразу же после этого фыркнул.
– Кто в комнате номер два?
– Подождите. Это Норман Джонсон. Кливленд.
– Может быть, вы хотите сказать, что он на вахте?
– Да!
– Рейнольдс услышал мерное дыхание юноши и успокоился.
– Он не спит.
– Он спит!
– Нет, не спит!
Но Мак-Клинток уже сбежал в вестибюль. Рейнольдс помчался за ним. Хэммонд и Хэнби - следом. Рейнольдс настиг Мак-Клинтока, когда тот уже ворвался в комнату номер два. Норман, вытянувшись, лежал в кресле,
– Встать!
Рейнольдс схватил Мак-Клинтока.
– Вы, чертов дурак!
Норман открыл глаза и разразился слезами.
– Она исчезла!
– Спокойнее, Норман. Все в порядке.
– Нет, нет - моя мама тоже исчезла!
– Возьми себя в руки, мальчишка!
– прохрипел Мак-Клинток.
– За работу!
Рейнольдс обернулся к нему:
– Вон! Вон, или я вас сейчас тресну!
Хэнби и Хэммонд стояли около двери. Генерал тихо прошептал:
– Тише, доктор! Идемте. Юноша тоже.
На коммуникаторе горела лампочка внешней связи. Хэнби взял трубку, а Рейнольдс попытался успокоить юношу. Хэнби серьезно выслушал сообщение и сказал:
– Он прав. Кливленд стерт с лица Земли.
Мак-Клинток воскликнул:
– Он заснул! Мы должны поставить его к стенке!
– Заткнитесь, - сказал Хэнби.
– Но ведь...
Рейнольдс спросил:
– А что с другими городами, генерал?
– В чем дело?
– Этот шум мог отвлечь еще дюжину других.
– О, сейчас посмотрим, - и он связался с Вашингтоном. Наконец, он глухо вздохнул, потом выдохнул.
– Нет. Только Кливленд. Нам... повезло.
– Генерал, - снова сказал Мак-Клинток.
– Он заснул.
Хэнби посмотрел на него.
– Может быть, вы и представитель президента, но вы не уполномоченный главнокомандующего. Покиньте базу!
– Но я уполномочен! Я уполномочен Президентом Соединенных Штатов...
– Покиньте мою базу! Летите назад, в Вашингтон. Или в Кливленд!
Мак-Клинток потерял дар речи, а Хэнби добавил:
– Вы худший из худших, вы - идиот!
– Об этом обязательно узнает президент.
– Он не проживет так долго, если вы будете болтаться здесь. Вон вместе с ним!
После наступления темноты ситуация стала гораздо хуже. Двадцать семь городов все еще находились под угрозой, и Рейнольдс терял своих дежурных быстрее, чем находили бомбы. Нерешительный Карш, проснувшись, не хотел больше ничего слышать.
– Вы видите?
– он бросил пару кубиков.
– Холодны, как ноги мертвеца в могиле. Я выжат, как лимон.
Рейнольдс проверил каждого, кто должен был менять других, и обнаружил, что у некоторых короткий сон не снял усталости.
Около полуночи осталось восемнадцать дежурных на девятнадцать городов. Близнецы нерешительно разделились, взяли разные задания: все пошло хорошо. Миссис Уилкинс держала Вашингтон и Балтимору. Балтимору она взяла, когда никто не пришел на смену.
Теперь некого было посылать на подмену, и трое охраняющих - Нельсон, Двойной Макс и миссис Уилкинс ни на минуту не сомкнули глаз. Он слишком устал, чтобы беспокоиться об этом, он знал наверняка только одно: когда один из них достигнет своего предела, США потеряют еще один город. После взрыва в Кливленде паника вспыхнула с новой силой. Дороги опять были забиты. Суматоха затрудняла поиски бомб, но
Миссис Эпстайн все еще жаловалась на свое второе "лицо", но снова и снова пыталась сделать все, что было в ее силах. Гарри, парень-газетчик, потерпел неудачу в Милуоки, но "посылать" его в другое место не было никакого смысла - другие города были для него совершенно темными. В эту ночь миссис Гиффорд нашла бомбу в Хьюстоне; как она сказала, в ящике и под землей. Гроб? Да, это была могила, но она не смогла прочитать имени. Поэтому был потревожен покой многих усопших и только в воскресенье, в девять часов утра, Рейнольдс пришел к Мэри Гиффорд сказать ей, что теперь она может отдохнуть... или взять на себя Вашингтон, если еще в состоянии. Он нашел ее на полу, поднял и уложил на кровать. Знала ли она, что бомбу нашли?
Еще одиннадцать часов и восемь дежурных. Миссис Уилкинс держала четыре города. Никто другой не мог взять на себя больше одного. Рейнольдс тупо подумал - чудо, что она вообще держится. Это перекрывало все результаты исследований.
Когда он вошел, Хэммонд поднял взгляд.
– Что-нибудь случилось?
– Некоторые из них, должно быть, совсем выдохлись. Нашли еще бомбы?
– Пока что нет. Как вы себя чувствуете, доктор?
– Как мертвец на третий день, - Рейнольдс устало опустился в кресло.
Он раздумывал, не стоит ли разбудить кое-кого из спящих, чтобы снова их проверить, когда внизу послышался шум. Он подошел к лестнице. Поднимались капитан военной полиции и какая-то женщина.
– Это дама рвалась к вам.
Рейнольдс посмотрел на женщину.
– Дороти Брентано!
– Теперь - Дороти Смит.
Сдерживая дрожь, он объяснил ей, зачем она понадобилась. Дороти кивнула.
– Я подумала об этом уже в самолете. У вас есть карандаш? Достаньте и пишите: Сент-Луис - склад у реки с табличкой "Барлетт и сын, маклеры". Нужно посмотреть на чердаке. А Хьюстон - нет, вы уже нашли ее. Балтимора корабль в доке, пароход "Золотой берег". Какие еще города? Я только потеряю время, если буду искать там, где ничего нет.
Рейнольдс уже кричал в микрофон прямой связи с Вашингтоном.
Наконец-то миссис Уилкинс можно было сменить. Дороти обнаружила бомбу в Потомаке. В Вашингтоне оказалось четыре бомбы, пожилая дама до сих пор даже не упомянула об этом. Дороти нашла остальные три бомбы за три минуты.
Тремя часами позже Рейнольдс вошел в офицерский клуб. Он не мог спать. Его люди ели и слушали радиосообщения об американском ядерном ударе по противнику. Он сел подальше от динамика. "Не мы это начали, противник собирался взорвать американские города", - подумал он. Все это мало его трогало. Он прихлебывал из стакана и думал, что его не скоро потянет выпить кофе. Тут над его столом склонился капитан Майкле.
– Генерал требует вас. Срочно!
– Зачем?
– Я сказал: срочно! Где миссис Уилкинс... а, я уже вижу их. А где миссис Дороти Смит?
Рейнольдс осмотрелся.
– Она там, с миссис Уилкинс.
Майкле потащил их в кабинет Хэнби.
– Садитесь. Вы тоже, дорогие дамы. Приготовьтесь, - только и сказал генерал.
Замерцал экран видеофона. Рейнольдс увидел президента Соединенных Штатов. Президент выглядел усталым, не меньше их самих, но все же улыбался своей знаменитой улыбкой.