Проект «Миссури»
Шрифт:
— Здравствуй, Наталья Пэтровна. Саскучилас, да?
Мужской голос в трубке был совершенно незнакомый. Хрипловатый и насмешливый, какой-то балаганный. Акцент — и тот звучал не по-настоящему, с таким рассказывают грузинские анекдоты.
— Вы кто такой?!
— Успокойса, да? Твой муж тут, у нас. Ничэго ему нэ сдэлаем, если будэш умницей, Наталья Пэтровна. Нэ иши его. Поняла, да?
Вокруг была темнота. Одна темнота — и ничего больше.
Наталья опустила руку и с ненавистью уставилась на мобилу, примолкшую в ожидании ответа. И вдруг осознала, что больше не испытывает ни малейшего страха. Страх лопнул, будто надутый сверх предела воздушный шарик.
— Козел, — буднично сказала она.
И не знала точно, кого имеет в виду. Возможно, по-прежнему Влада.
АННА, второй курс
Окна моей комнаты выходят на солнечную сторону, о чем мама никак не устанет твердить соседкам: пускай знают, как она заботится о ребенке! Так что сейчас от жары хотелось лезть на стенку или раздеться догола. Но ни то, ни другое было совершенно невозможно. Стенка под моей солидной тяжестью обвалится — дом у нас еще довоенный, — а в голом виде я представляю собой чересчур жуткое зрелище. И Лилечка вот-вот заявится.
Даже не верится, что только июнь. И всего лишь без четверти одиннадцать.
До Лилечкиного явления я еще успевала пройти один-два билета. Или чуть больше, если это юное создание, как всегда, опоздает. Остался последний экзамен, причем самый трудный — «Стратегии управления и координирования» у профессора Румянцева. В других группах Вениаминыч стабильно отправлял примерно треть студентов на переэкзаменовку, убедительно дав понять, что халявы, как в прошлом году на зачете, не будет. Но дело даже не в том. Стратегии — не какая-нибудь родная литература. Это предмет, который действительно стоит выучить. В жизни пригодится.
Моей маме, разумеется, оно было до одного места. Не успела я раскрыть конспект, как она ворвалась в комнату вместе со всеми запахами нашей бывшей коммуналки, лет пять назад символически перепланированной на три отдельные квартиры. Плюс к жаре — стало совсем невыносимо.
— Анюта! Ты еще не готова?!
Я вздохнула:
— К чему, мам?.. И закрой, пожалуйста, дверь. Что там у Сидоровых сгорело?
— У Сидоровых? А ведь таки да, у Сидоровых! И шо они себе думают? Они думают, шо живут в коммунальной квартире, а не в приличном доме, куда, кстати, ученики ходят! Шо они подумают?!
Когда мама говорит, надо молчать и не будить в ней зверя, я уже девятнадцать лет как это знаю. Но не удержалась, подколола:
— Кто, Сидоровы?
— Ученики!!! — Тут она, понятно, вспомнила, зачем пришла. — Аня, посмотри на себя! Посмотри на комнату! Это же кошмар! Сейчас придет Лилечка, шо она подумает?!
Наверное, надо объяснить: Лилечка и «ученики» — одно и то же лицо. Никаких других учеников у меня нет и, надеюсь, не предвидится. Правда, мама надеется на противоположное, усматривая именно в репетиторстве мой насущный хлеб и обеспечение своей мирной старости. И нет смысла пытаться ей доказать, что я, возможно, способна на нечто большее.
— Немедленно застегнись! И подготовь стол!! И поубирай этот хлам с кровати!!! А то ведь Лилечка…
Насчет хлама я не стерпела и возмутилась. Имелись в виду конспекты статей по стратегиям, книги, учебники и рассыпанные веером листочки с билетами. Я не удав, чтобы при любых обстоятельствах сохранять спокойствие, а как раз наоборот: дочка своей мамы. И у меня тоже местами прорезается фамильный гроссмановский голос:
— Что Лилечка?! Лилечке сдавать только в августе, а у меня, между прочим, послезавтра экзамен! Я, по-твоему, не должна готовиться? Загреметь на переэкзаменовку?!.
На какое-то время сработало: мама захлопала глазами и даже начала меня успокаивать. Хотя, разумеется, мои экзамены ей были глубоко по барабану; то ли дело Лилечка, материальный оплот нашей семьи, гарант светлого будущего и респектабельного настоящего (в глазах соседей). Опаздывала она уже на двадцать минут, и я точно знала, что это не предел.
Так что прятать свои конспекты не стала, тем более что на кровати я занимаюсь сама, а Лилечку натаскиваю цивилизованно, за столом. Но застегнулась — зачем пугать юное создание столь малоэстетичным зрелищем?
И, как всегда, убрала со стола фотографию. Групповую, ничем не примечательную: веселая студенческая компания на вечеринке в общежитии. Фотографию, на которой неизвестно каким чудом мы с Андреем оказались рядом.
Почти вместе.
— Доброе утро, Анна Исаевна.
Меня раздражало в ней все, вплоть до каждого слова. «Утро» у нее в двенадцать с копейками. «Доброе» — в такую адскую жару. Не говоря уже об «Анне Исаевне»; тут, разумеется, мама постаралась. На первом занятии, когда я еще считала Лилечку за человека, то попыталась ей объяснить, что такое моя мама, и перейти на «ты». Однако юное создание уперлось рогом и зовет меня исключительно по имени-отчеству, протягивая его нежным голоском с придыханием, который, наверное, считает сексуальным.
— Здравствуйте, Лиля. Садитесь и показывайте домашнее задание.
Надо видеть, как она опускается на табурет, взметнув подол коротенького платьица и скрестив стройненькие ножки. Про себя я называю ее «нимфетка вульгарис», то есть обыкновенная. Не понимаю, как мужчины ухитряются что-то находить в таких вот лилечках, но факт остается фактом — что-то находят. Именно в них, а не в умных и целеустремленных коровах вроде меня.
Естественно, никакого задания Лилечка не приготовила, надеясь компенсировать это наивным взмахом своих длиннющих ресниц. Но со мной такие фокусы не проходят. Невозмутимо — иногда у меня довольно неплохо получается быть удавом — я раскрыла учебник на странице с заданиями и положила перед ней:
— Делайте сейчас. Будет непонятно, спрашивайте. А тему, которую мы должны были пройти сегодня, перенесем на дополнительное занятие. — Я сделала паузу. — За дополнительную плату, разумеется.
— Хорошо, — улыбнулась Лилечка.
Ей было по барабану. За уроки все равно платят ее родители. И, наверное, не делают при этом такого лица, как моя мама, когда я прошу у нее денег на новые кроссовки, потому что у старых уже не осталось подошв.
Лилечка замечталась над учебником, а я присела на кровать и вернулась к собственным конспектам и билетам. Первое время я честно изображала из себя педагога — взрослого, матерого и безгранично далекого от школярских проблем. Но сейчас мне наплевать. Как и Вениаминычу плевать, подрабатываю ли я репетиторством.