Проект «Оазис»
Шрифт:
– Кнут, смотри, – начал разговор Виталий. – Вот мы уже несколько раз касались смысла жизни как центрального элемента всей концепции единой религии. У тебя-то самого какие соображения на этот счёт?
– Я ждал от тебя этого вопроса. Но начну отвечать из-за угла. Точнее, со встречного вопроса: что ты думаешь… о душе?
– О душе? – удивился Виталий.
– Да, именно. О том, что якобы покидает тело человека после его физической смерти.
– А какое отношение душа имеет к смыслу жизни?
– Наипрямейшее! Ты отвечай давай, потом поймёшь! – засмеялся Кнут.
– Ну… грубо говоря, понятие души это симулякр.
– То есть?
– Симулякр –
– Ну, определение симулякра я знаю хорошо, – усмехнулся Кнут. – Ты обоснуй, почему душа – симулякр?
– Очень просто! Почему неорганические соединения превращаются в органические, а органические формируют ДНК и объединяются в живые организмы – это до конца непонятно, насколько я изучил вопрос…
– Изучил глубоко! – сыронизировал Кнут, протирая запотевшие тёмные очки.
– Так вот. Церковники придумали, а верующие поверили, да и неверующие не особо возражают пока, что живое образуется из неживого в момент, когда Бог вдыхает в неживое некую особую животворящую субстанцию – её и назвали душой. Хотя никто не понимает, как это работает и можно ли этим управлять. Но все стремятся её спасать от чего-то! Вот тебе и симулякр! – Виталий глянул на часы. – Ого, идём уже три часа. Скоро должны выйти на гребень.
– Точно! И про гребень, и про душу ты очень верно всё описал. Молодец, зачёт, два очка в копилку!
– Ну и какое отношение это всё имеет к смыслу жизни? Не темни давай, колись!
– Всё дело в том, как и для чего на Земле образовалась жизнь… – медленно и задумчиво произнёс Кнут.
– Не понял… Как – это вопрос логичный, я понимаю. Но для чего – это что значит?
Кнут не отвечал, что-то думал про себя, при этом напряжённо шевеля белёсыми бровями. Виталий, не дождавшись ответа, продолжил:
– То есть ты хочешь сказать… что жизнь… э-э… инициирована или… э-э… запущена на Земле кем-то… и для какой-то конкретной цели?
Кнут остановился.
– Привал! Давай глотнём бульончику и зажуём чего-нибудь, подсос начался. А то на гребне будет ветрено.
Минут пять они сосредоточенно жевали бутерброды, прихлёбывая из термоса и присев на сидушки – небольшие коврики из пенополиуретана, буквально в габаритах «пятой точки». Потом снова двинулись в путь, и вскоре перед глазами замаячила кромка склона – они выходили на гребень. Дальше тропа поворачивала влево, на юг, и шла по скалам и крупной осыпи, забирая всё выше и выше. Её профиль выглядел как трёхгорбый верблюд. Третий, самый большой горб и был высшей точкой Норвегии, вершиной Галлхёпигген.
– Что-то ты темнишь, Кнут! Намёками какими-то стал изъясняться… – возобновил беседу Виталий. – Говори прямо, что ты знаешь или какая у тебя гипотеза насчёт души?
– Понимаешь, есть две альтернативные теории относительно происхождения жизни. Одна – креационистская, она предполагает, что над жизнью есть центр управления, условно называемый Создателем, Богом. Другая – эволюционная, считает, что жизнь возникает спонтанно в силу естественных свойств материи, которые проявляются при определённом, благоприятном стечении внешних условий. Так вот, если права эволюционная теория – смысла у жизни нет. Тогда жизнь – это просто одна из форм существования материи во Вселенной, которая есть постольку, поскольку она есть. И никакая цель при этом не преследуется. Если же верна креационистская теория – тогда надо понять замысел Создателя, ведь жизнь затеяна Им ради какой-то цели!
– А если это случайная шутка Его специфического юмора? Шалость пера, каприз бесцельный? – усмехнулся Виталий.
– Э-э нет! Такие масштабные и энергозатратные проекты даже Он случайно не затеял бы…
– А у тебя что, есть предположения, ради чего это всё создавалось?..
– Предположения нет. Я просто знаю… – как-то очень обыденно проговорил Кнут и остановился на гребне. Виталий встал рядом с ним, переводя дыхание. Их глазам открылся вид на ледник, лежащий по другую сторону хребта. Под ногами простиралась пропасть – здесь гребень обрывался крутыми скальными стенами. Виталий глянул на Кнута – не шутит ли? Кнут прямо и открыто смотрел на него, протирая снятые очки. Голубые глаза его щурились – то ли от яркого горного света, то ли от с трудом сдерживаемого смеха.
– Шутишь? – с упрёком произнёс Виталий. Но ответить Кнут уже не успел.
Вдруг раздался мощный шум винтов, и из пропасти, из-за кромки гребня, как чёрт из табакерки выскочил небольшой жёлто-серый вертолёт без опознавательных знаков. Он живо перемахнул гребень и завис в двадцати шагах от горовосходителей. Виталий и Кнут присели на корточки, придерживая шапки, чтобы их не сорвало с голов потоком ветра от винтов. В стенке вертолёта отворилась дверца, и из неё на снег выпрыгнули четверо рослых мужчин в камуфляже и масках-балаклавах. В руках у десанта были короткие автоматы с толстыми стволами.
«Что за ерунда? – успел подумать Виталий. – Учения какие-то у норвежских спецслужб, что ли?..» Это было последнее, что он сделал. Потому что буквально через пару секунд десантники подскочили к ним, не говоря ни слова, втроём схватили Кнута и, ловко завернув ему руки за спину и согнув в три погибели, сноровисто поволокли к вертолёту. Четвёртый повернулся к Виталию и коротко ударил его стволом автомата в лоб, сбив с ног. Виталий ничего не успел предпринять. Даже захоти он это сделать, вряд ли бы ему что-то удалось. Десантник легко подхватил его под мышки, развернул к себе спиной и дал мощнейшего пинка под зад, добавив для верности тумака между лопатками. Как щепка, подхваченная вихрем, Виталий взвился в воздух, легко пересёк расстояние, отделявшее его от края хребта, и рухнул в пропасть…
Глава 4. Голоса
Его спасло то, что траектория падения угодила в вертикальную расщелину-камин между скалистыми уступами восточной стены хребта. Пролетев метров сорок, Виталий упал на крутой снежный галстук, обильно сдобренный вчерашним свежевыпавшим снегом, ощутил скользящий удар, который закрутил его, как куклу, и покатился по снегу на выполаживание ледника. Случайные неровности рельефа увели траекторию падения в сторону от зоны открытых ледниковых трещин, и, преодолев в полёте-скольжении около пятисот метров, Виталий выкатился наконец на снежное плато и остановился, застряв в неглубокой промоине ледникового ручья. Ощущение ледяной ванны мгновенно вывело его из шока, он с трудом, но всё же выбрался по идеально гладким стенкам ледового русла на ровное место и распластался в изнеможении. Постепенно до него стали доноситься звуки жизни: рядом мирно журчал ручей, каркнула горная галка, гулко ухнул лёд в толще ледника – где-то там, в глубине, образовалась новая трещина. Шума вертолёта, слава богу, слышно не было. Видимо, похитители Кнута ушли за гребень, в противоположное ущелье.