Проект «Обольщение»
Шрифт:
Но сейчас не время думать о Рокси, сказала себе Молли, поворачивая ключ в замке и распахивая дверь. Сегодня у меня день рождения, и мой лучший друг приехал меня поздравить.
— Лайэм! — воскликнула она с улыбкой, глядя в его блестящие синие глаза.
— Привет, Молл. Извини, если помешал. Знаю, что ты работаешь, но мне было просто необходимо показать тебе новую машину. Забрал ее сегодня утром и не смог устоять перед искушением прокатиться. Не успел опомниться, как оказался уже на скоростном шоссе. В мгновение ока пролетел по мосту Хоуксбери
Он улыбнулся чуточку грустно, показав идеальные зубы и очаровательную ямочку.
— И, только остановившись около дома, я вспомнил, что сегодня мамин день для игры в гольф. Можешь себе представить, как это меня обескуражило. Но я никак не мог вернуться в Сидней, не показав машину хоть кому-нибудь. И, естественно, подумал о тебе. Что ты скажешь? — Он махнул рукой в сторону автомобиля. — Это новая «Мазда-Юнос-800». Потрясный цвет, верно?
Вся радость Молли испарилась в один миг. Лайэм приехал вовсе не из-за ее дня рождения. Он просто хотел показать ей какую-то несчастную машину. Хуже того — не ей первой. Она едва потянула на второе место. Как всегда!
Молли поклялась себе, что никогда больше не позволит своим чувствам вырваться наружу. Она мельком взглянула на дурацкую машину и равнодушно пожала плечами.
— По-моему, Лайэм, любая красная машина как две капли воды похожа на любую другую красную машину, — холодно проговорила она.
Без всякого сомнения, его неприятно поразило ледяное безразличие, прозвучавшее в ее голосе, потому что он уставился на нее с ошеломленным выражением в прекрасных синих глазах.
Молли была раздосадована тем, что сразу же почувствовала себя виноватой. А еще собиралась скрывать свою любовь к Лайэму! Но на этот раз она ни за что не отступит. Взялся за гуж, не говори, что не дюж.
— Ты же меня знаешь, Лайэм, — тем же тоном продолжала она. — Я никогда не увлекалась машинами.
— Это потому, что ты так и не научилась водить, Молл. Ты бы больше ценила машины, если бы сама когда-нибудь посидела за рулем. Поехали, прокатимся немного. — Он взял ее за руку и потянул за собой на улицу.
— Лайэм! — запротестовала она, резко вырвав свою руку. — Я не могу. Я на работе.
— Но библиотека сегодня закрыта, — настаивал он. — Неужели тебя хватятся, если ты отлучишься на десять минут?
— Дело не в этом, — строго объяснила она. — Ты сам себе начальник, Лайэм, и волен приходить и уходить, когда тебе угодно, но большинство людей так не могут, и я в том числе. Кроме того, приближается время утреннего чаепития, и мне надо быть здесь.
Ее коллеги сложились, чтобы купить торт. Это делалось по традиции всякий раз, когда отмечался день рождения кого-то из сотрудников. Она никак не могла сбежать от настоящих своих друзей в угоду желаниям Лайэма.
— Не понимаю, почему ты не можешь уйти, — упрямо сказал он.
Разумеется, не понимаешь, возмущенно подумала Молли. А что, если сказать ему, просто чтобы он хоть на секунду почувствовал себя неловко?
Но ей не пришлось ничего говорить: все решилось само собой, когда из двери выглянула Джоан.
— Эй, именинница, все готово. Грег принес торт, и все двадцать пять свечей уже горят. Так что заходи и делай что положено. Если хочешь, можешь пригласить и своего симпатичного приятеля, — добавила она, окидывая Лайэма с головы до ног откровенно восхищенным взглядом. — Торт большой, на всех хватит.
Молли насладилась стоном, который издал Лайэм. Надо отдать ему должное, после того как голова Джоан исчезла за дверью, он виновато запричитал:
— Господи, Молл, я и понятия не имел, что у тебя сегодня день рождения. Болтаю и болтаю о новой машине, а ты в это время наверняка думаешь, какой я жуткий эгоист.
Говоря откровенно, Молли упивалась его покаянным видом, который самым восхитительным образом врачевал ее ущемленную гордость.
— Ничего страшного, Лайэм. Я привыкла к тому, что ты не помнишь о моем дне рождения.
Он опять поморщился.
— Не трави душу!
Молли почти сдалась. Долго сердиться на Лайэма было ужасно трудно. Он ведь не специально культивирует в себе эгоизм. Талантливый, все ему легко дается, да и мать души в нем не чает, любую прихоть готова исполнить. Сочетание честолюбия с красивой внешностью не способствует развитию скромности и внимания к другим людям. Лайэм умел быть великодушным и обаятельным, но обычно был поглощен собственными делами и мыслями и редко интересовался чужими проблемами.
Одному Богу известно, за что я его так сильно люблю, раздраженно подумала Молли.
Но потом взглянула на его лицо, на идеально сложенное тело и поняла, что совершенно беззащитна перед его шармом, хоть выбрасывай белый флаг!
Однако в его глазах она не увидела ни капли нежности, только раскаяние. И поэтому, когда он крепко схватил ее за руки выше локтей, она сердито и разочарованно взглянула на него.
— Не злись на меня, Молл, — с обезоруживающей мягкостью сказал он.
— Я не злюсь на тебя, — натянуто ответила она.
— Нет, злишься. И имеешь на это полное право. Но сегодня вечером, если ты мне позволишь, я постараюсь загладить свою вину.
— Сегодня вечером? — Ее голос дрогнул.
— Да, сегодня вечером, — произнес он твердо. — А сейчас тебя ждут твои коллеги, ты должна задуть свечи.
С обычной для него самоуверенностью Лайэм проводил ее в библиотеку — и моментально очаровал всех. А когда их застолье подошло к концу, к великой досаде Молли, все ее снедаемые любопытством коллеги, похоже, были убеждены, что он ее близкий друг. Ему даже удалось вырвать у нее обещание (у присутствовавшей при этом Джоан глаза буквально вылезли из орбит) пойти с ним куда-нибудь вечером. Ужин отпал сразу — она ни за что не согласилась бы обидеть мать, — но приглашение выпить где-нибудь кофе после ужина было ею принято.