Проект «Пламя»
Шрифт:
— А насчет генерала, — выдержав паузу, сказал Сидорин, — так нам и не нужна громкая акция. Все должно пройти тихо. Естественные причины. Он ведь уже не молод, и болячек хватает. Если получится, — Роберт что-то написал на салфетке, — то это причитается лично тебе, вне зависимости от расходов на исполнение.
Потапов посмотрел, и глаза его чуть не вылезли из орбит.
— Да, я не ошибся, — подтвердил Сидорин. — Ты ведь меня знаешь…
Уже выходя из ресторана, Потапов остановил мимолетный взгляд на Фотиеве, и тот понял, что его лицо будет навсегда запечатлено в памяти этого человека, как и лица всех людей,
11
За последние полгода Настя не написала ни одной картины. И осознала она это, только оказавшись в Пересвете, пронизанном солнечными лучами маленьком зеленом городке. Уже несколько дней ранним утром, наскоро умывшись и сознательно пренебрегая косметической раскраской, она с радостным предчувствием выбегала из дома и спешила к озеру, чтобы ощутить босыми ногами свежую прохладу росы и услышать щебетание птиц. А потом, вдоволь надышавшись, возвращалась домой, открывала настежь окно в своей комнате и переносила на холст впечатления, не замутненные еще дневной суетой.
Сегодня утро выдалось каким-то особенно светлым и свежим. Держа босоножки в руке, Настя подошла к берегу и потрогала ногой воду, сначала зябко передернувшись, а потом, привыкая к прохладе, вошла в нее по щиколотку.
— Доброе утро, Настя, — окликнул ее кто-то с берега.
Она вздрогнула от неожиданности — только что на берегу никого не было — и повернулась.
— Лейла! — радостно вскрикнула она и бросилась навстречу высокой стройной женщине, одетой в короткое бирюзовое платье и выглядевшей на фоне изумрудной зелени царицей из восточной сказки.
Да, это была Лейла, которую она видела всего несколько раз, и то почти десять лет назад. Настя продолжала испытывать к ней самые теплые чувства. Ни от одной ее подруги не исходило столько дружеского участия и понимания, как от этой похожей на древнюю богиню женщины.
— Откуда ты здесь?
Подбежав вплотную, Настя вдруг застеснялась своего порыва и остановилась, смущенно опустив глаза. Мало ли как отнесется Лейла к такому щенячьему восторгу? Конечно, она постоянно передавала приветы через Бойцова, присылала с ним экзотические сувениры со всех концов света — ее деятельность в ордене была каким-то образом связана с постоянными заграничными поездками, но, если вдуматься, что связывало ее, совсем еще девчонку, с этой прекрасной женщиной?
Но Лейла тут же развеяла Настины сомнения, радостно обняв ее и овеяв дружеским теплом, которое та моментально почувствовала.
— К тебе приехала! — Голос ее был таким же свежим и звонким, как это утро. — С командировками покончено, теперь я в Москве надолго. Как не навестить тебя?
— Тогда пойдем к нам, как раз пора завтракать, — пригласила Настя. — Там и поговорим, мама будет рада тебе. Папы, правда, нет дома, он обещал быть только к вечеру.
После завтрака, когда отзвучали восторженные охи и ахи и все обменялись новостями, Настя повела Лейлу в свою комнату показывать картины. Вообще-то она не любила этого делать, потому что не переносила дилетантских оценок на уровне «красиво-некрасиво» или «похоже-непохоже». Но сейчас девушка чувствовала, что Лейла способна увидеть в ее картинах именно то, что она хотела показать.
Большинство привезенных из Магадана полотен из-за недостатка места
— Какая мощь, какое величие! — тихо сказала Лейла. — Наверное, это полотно будет светиться даже в полной темноте!
— Ну, ты скажешь, — смутилась Настя. На самом деле ей не раз приходила в голову такая же мысль, но пробовать она не стала, чтобы не нарушить очарование.
Лейла перешла дальше и остановилась около портрета, написанного года три назад, где отец был изображен вместе с матерью.
— Как ты назвала эту картину? — спросила Лейла.
— Да никак… — пожала плечами Настя. — Просто портрет.
— Ну как же! — запротестовала гостья. — Это же сама Любовь с большой буквы! Хоть и зовут ее Верой… Ты загляни им в глаза! Ведь я права?
…Лейла еще долго рассматривала полотна, высказывая суждения, каждое из которых отличалось новизной и свежестью. Если ей что-то не нравилось, правда, это было редко, она не стеснялась высказать свои замечания, которые Настя принимала без всякой обиды.
Когда экскурсия по «выставочному залу» закончилась, они присели на диван и Лейла сказала:
— Грустно, конечно, признавать это, но я приехала не просто для того, чтобы навестить тебя. И в Россию я вернулась не потому, что завершила дела за границей. Сейчас здесь, можно сказать, эпицентр бури, и я должна быть в Москве. Тебе известно, по какой причине вы переехали сюда из Магадана?
— Так сколько же можно смущать знакомых своей молодостью? — засмеялась Настя. — Уже вопросы ненужные стали возникать. А еще, папа говорил, Иван Матвеевич снова объявился и что-то мутит. Без папиной помощи, наверно, не справятся…
— Нет, подруга, смущение знакомых — это лишь одна из причин, не самая важная, — вздохнула Лейла. — А Фотиев не «что-то мутит», а затеял нечто очень опасное и для нас, и для всей страны. И чтобы справиться с ним, нужна не только помощь твоего папы, но и моя, и твоя. Конечно, отец будет оберегать тебя, и это правильно, но все, что в наших силах, мы с тобой должны сделать. Есть вещи, с которыми могут справиться только женщины, но об этом потом. А сейчас расскажи-ка мне о своих делах, ведь ты как-то жила эти годы.
Настя, ничего не скрывая, рассказала Лейле о неудавшемся романе с Андреем Синицыным, о том, как ездила посмотреть на Пашу Шевцова, и о своем упущенном счастье.
— Может быть, это и к лучшему, — грустно сказала Лейла. — Сама подумай, что было бы с вами лет через двадцать?
— А ничего бы и не было! — возразила Настя. — С мамой же ничего не случается и не случится, пока мы с папой ее поддерживаем!
— Ну-ка, ну-ка! — Лейла широко раскрыла свои и без того огромные черные глаза. — Рассказывай по порядку, что вам удалось!