Проект революции в Нью-Йорке

Роб-Грийе Ален

Теперь же ему заслоняет обзор массивная фигура Брауна, который сразу же понял, где происходит действие: его неподвижный силуэт в черном костюме заполняет собой почти весь дверной проем. Маленькому человечку приходится нагнуться, чтобы заглянуть в щель между дверной рамой и приталенным смокингом. Будучи в этой истории персонажем посторонним, он не может идентифицировать личность доктора Моргана, которого Браун, напротив, узнает с первого взгляда. Зато слесарю, если учесть его позицию, гораздо удобнее изучать обнаженное тело жертвы, ее янтарную кожу, мясистый лобок, равно как следить за предстоящей жестокой операцией — о ней я сейчас расскажу.

— А нужно ли это? Я уже отмечал вашу явную склонность излишне выпячивать эротический аспект описываемых сцен.

— Все зависит от того, что вы называете „излишним“. Со своей стороны, полагаю, напротив,

что воздерживаюсь от многих деталей, способных вызвать подобные подозрения. Учтите, что я не счел нужным подробно описывать коллективное изнасилование маленькой девочки, схваченной в поезде-экспрессе метрополитена благодаря пособничеству Бен Саида, или же изощренную пытку по вырыванию сосков у ирландки Джоан Робертсон, хотя по каждому из этих важнейших событий (вероятно, имеющих большое значение для дальнейшего развития истории) мог бы сочинить отчет из многих параграфов, точно излагая, как все это происходило. Добавлю, что я не сказал ни единого слова об участи похищенной невесты и даже не заикнулся о казни — чрезвычайно интересной с сексуальной точки зрения и свидетельствующей о необыкновенно богатом воображении рассказчика — двенадцати красивых девочек, выкраденных с церемонии конфирмации переодетым испанским кюре. Но как мне кажется, я имею право, по крайней мере, упомянуть, что все они были распяты различным образом: самая юная была выставлена спиной к зрителю, головой вниз, на кресте, имеющем форму буквы W, так что ее очаровательные ягодицы — оставшиеся нетронутыми, в отличие от оскверненных пыткой девственного влагалища и едва оформившейся груди возвышались над алтарем.

— Здесь я вновь вынужден прервать вас. Вы слишком часто употребляете в рапорте выражения типа: „едва оформившаяся грудь“, „очаровательные ягодицы“, „жестокая операция“, „мясистый лобок“, „великолепная рыжая тварь“, „пышные формы“ и даже один раз „чувственный изгиб бедра“. Вам не кажется, что это преувеличение?

— В каком смысле?

— С точки зрения лексикологии.

— Вы считаете, что я выражаюсь неточно?

— Я этого не говорил.

— Допускаю фактические ошибки?

— Не в этом дело.

— Или же просто лгу?

— Боже упаси!

— В таком случае, не понимаю сути ваших претензий. Я составляю отчет, вот и все. События излагаются именно так, как они произошли, без умолчаний и искажений.

— Не сердитесь… Еще одно: вы говорите о районе Гринвича или о станции метро „Мэдисон“ — но любой американец сказал бы „Вилидж“ и „Мэдисон-Авеню“.

— На сей раз именно вы проявляете преувеличенное внимание к мелочам! Кстати, нет никаких оснований считать, будто рапорт составлен американцем. Не забывайте, что революцию всегда готовят иностранцы. На чем я остановился?

— Вы начали одновременно рассказывать две истории, Не доведя до логического конца ни одну из них. С одной стороны, речь шла о черной мессе, где были принесены в жертву двенадцать девочек, проходивших обряд конфирмации, с использованием креста, облаток, свечей, равно как и больших остроконечных шандалов, при помощи которых вы произвели их дефлорацию. С другой стороны, говорилось о том, как доктор Морган искусственно оплодотворил прекрасную метиску Сару спермой белого мужчины, взятой Джоан у старого Гольдштюкера. К слову, в вашем изложении наличествует противоречие: один раз вы описываете жертву обнаженной, а в другой раз подчеркиваете ее сбившееся к груди красное платье.

— Я вижу, что вы невнимательно следили за ходом моих объяснений: это происходило в другой день, с другим врачом и другой пациенткой. Противоестественное осеменение было осуществлено не доктором Морганом, а неким доктором М. Их, впрочем, очень трудно различать, потому что они носят одну и ту же маску, купленную в одном и том же магазине с одной и той же целью внушать доверие своим обликом. Настоящее имя этого М — нечто вроде Малера или Мюллера; у него имеется психотерапевтический кабинет в подземных галереях Сорок второй улицы. Что касается девушки в красном платье, то это не Сара, а Лора; хирург же в этом случае держал в руках не катетер, а шприц для вливания сыворотки — по всей видимости, эликсира истины. Все эти детали были мной в своей время специально подчеркнуты. Доктор Морган проник в дом рассказчика, не прибегая к взлому — он просто заказал поддельный ключ у живущего по соседству слесаря, тогда как семейный врач-психотерапевт, которого мы будем для удобства именовать Мюллером, разбил стекло над площадкой металлической лестницы, как уже несколько раз говорилось.

В

день укола должна была состояться экзекуция ДР; следовательно, Морган был уверен, что застанет Лору дома одну (Бен Саид тщательно отметил время выхода на улицу лже-брата, а затем и момент его появления на пустыре). Легко понять, что целью этой операции было выяснить, наконец, кто эта молодая женщина, каким образом оказалась в доме и зачем скрывается.

— Последний вопрос перед тем, как вы продолжите: дважды или трижды вы употребили в своем изложении слово „обрыв“; что оно обозначает?

— Срывание кожного покрова с поверхности — чаще выпуклой, но порой и вогнутой — белого или розового тела.

— Нет, я не об этом; я имею в виду слово, стоящее в тексте особняком, наподобие термина „возврат“, о котором уже говорилось и по поводу которого вы представили вполне удовлетворительные объяснения.

— В таком случае, ответ будет таким же (или почти таким же), как и в прошлый раз. Слово показывает, что в ходе повествования происходит обрыв: резкая остановка или перемена, вызванная какими-либо материальными причинами, имеющими прямое отношение к рассказу или, напротив, привнесенными извне; так, например, случилось в данной ситуации: ваши не слишком уместные вопросы говорят о том, что вы уделяете излишнее внимание отдельным пассажам (что не мешает вам упрекать в этом меня), но недостаточно вникли в рапорт во всем его объеме. Однако я продолжу, иначе мы никогда не доберемся до конца. В момент, когда Н.Г.Браун (часто называемый просто Н., для удобства изложения) врывается в библиотеку, Сара Гольдштюкер, настоящая дочь банкира (зачатая некогда при помощи искусственных средств, о которых только что шла речь), лежит, обнаженная и беззащитная, опутанная крепкими веревками, стягивающими все ее тело за исключением ног, освобожденных от пут доктором Морганом за секунду до вторжения; но тут же связанных другим манером, более подходящим для его целей: щиколотки и колени прикрепляются к кольцам больших литых гирь, Весом в тридцать килограммов, установленных на вершинах воображаемого квадрата, благодаря чему широко разведенные бедра касаются каменного пола внешней стороной, а колени согнуты под углом примерно в сорок пять градусов. Внутренняя сторона ляжек, пах, живот и в особенности груди немного светлее по оттенку, чем само тело, в чьей матовой желтизне угадывается смешение белой, африканской и индейской кровей, что подчеркивается также сочетанием ярко-голубых глаз, унаследованных от отца, с густыми, гладкими, блестящими волосами чернильного цвета, отливающего фиолетовыми бликами.

У нее прелестные, тонкие и правильные черты, о чем, впрочем, приходится скорее догадываться, поскольку черные пряди закрывают нос и щеки (растрепались ли волосы вследствие борьбы или это произошло уже во время предварительных пыток?), так что лицо ее частично скрыто под рассыпавшимися в беспорядке локонами, не говоря уж о том, что верному восприятию мешает как кляп из красного шелка, растягивающий углы рта и искажающий его линию, так и положение головы, откинутой назад из-за стянутых за спиной рук, отчего пленница может смотреть только вбок, где взору ее расширенных от ужаса глаз предстает, рядом с левым плечом, гигантский паук, ядовитая особь, получившая название „черной вдовы“, которая только что ускользнула от хирурга, увлеченного своим чудовищным опытом, и замерла примерно в двадцати сантиметрах от подмышечной впадины, прямо в круге яркого света, отбрасываемого очень сильной лампой на шарнирах, чья ножка привинчена к краю металлического стола, заваленного бумагами; на лежащем посредине белом листке записано пока только несколько коротких замечаний сверху и справа, а вся остальная часть занята выполненным по правилам осевой симметрии анатомическим рисунком, точные и четкие линии которого представляют изображенные в натуральную величину внешние половые органы женщины — вульву, клитор, малые губы.

Доктор Морган, не сводя глаз с незнакомца в маске, которого, как ему кажется, он узнает, хотя и не может быть в этом окончательно уверен, медленно поднимается и начинает пятиться к другому выходу. Поскольку противник замешкался, решая, как ему следует поступить, хирург пользуется этой паузой, шаг за шагом приближаясь к коридору, но по-прежнему неотрывно глядя в отверстия черной маски, где поблескивают золотистые зрачки; затем он одним движением поворачивается к входной двери, оставленной нараспашку, перепрыгивает через три ступеньки и — теперь уже преследуемый Брауном — бежит сломя голову по прямой улице в направлении к станции метро.