Проект «Сколково. Хронотуризм». Книга 2
Шрифт:
Андрей молча кивнул в ответ.
— Про еду тоже вы сами в курсе. Ну, с богом. — Он обернулся к интеркому, щелкнул кнопкой, негромко проговорил в черную решеточку: — Сергей, забирайте.
Видя, что его подопечный прекрасно справляется сам, Сергей даже не стал заходить в оружейную, просто взмахнул рукой с порога и сам первый пошел к камере перемещения. Они свернули в знакомый коридор. С момента его последнего посещения ничего не изменилось. Да и с какой стати тут что-то может измениться?
И опять стакан воды, и снова капсула. На сей раз он закинул пилюлю в рот без колебаний и сомнений. Запил. Присел, сгруппировался, как учили в инструкции, и закрыл глаза.
Потянулись секунды ожидания. Сколько их было в прошлый раз? Двадцать, сорок, шестьдесят? Теперь уж и не вспомнишь. А вот, началось.
Его качнуло, тряхнуло, вывернуло словно внутрь себя и понесло куда-то. Голова закружилась, разноцветные пятна перед глазами слились в безумную палитру, перетекая друг в друга. Раздалось тонкое, надрывное пение флейт, переходящее в ультразвук. И когда уже казалось, что голова Андрея взорвется, он неожиданно поутих и стал напоминать вой метели. Он вернулся в Прибайкалье 1920 года.
Налетевший ветер не казался таким уж злым, холод тоже не был запредельным. «Однако быстро привыкаешь», — думал он, выискивая взглядом огоньки поселка. Ага, вот они. Сначала склады, сараи какие-то, дальше жилые дома. Правее станция. Забор высокий, какие-то грузы в навал, за которыми не видать ни черта. Старые шпалы свалены горой. Какие-то разрозненные вагоны. Маневровый локомотив под парами, расталкивая эти вагоны, формирует состав. Те же, что были… э… будут в том составе. Черт, не разобрать в темноте.
— Стой, куда прешь? — раздалось из темноты.
Андрей, прищурившись, разглядел невысокую деревянную будку, обложенную вокруг мешками с песком, порядком занесенными снегом. Блокпост?
— В город, с поручением! — крикнул он, приложив ладони рупором ко рту.
— С каким таким поручением? — подозрительно спросили из-за мешков. Над бруствером поднялся керосиновый фонарь с пляшущим на кончике фитиля огоньком. Две головы в фуражках, обмотанные поверх бабьими платками.
— Из штаба южного фронта. Бумага вот. — Он достал из-за пазухи состряпанный Просперо документ и, подойдя к часовым, показал.
Приняв лист задубевшими на морозе руками, они долго читали ее, светя высоко поднятой керосинкой.
— Так тут не написано, чего за поручение-то. Словеса одни, — пробормотал один из солдат, выглядящий худее и злее своего напарника.
— Да вам про то и знать не положено, — смело ответил Андрей, глядя в заросшие морщинистые лица с синими кругами под глазами.
— Но-но, ты это… — взъярился худой. Отойдя на два шага, он передернул затвор трехлинейки.
Прежде чем Андрей успел испугаться, другой положил руку на казенник его винтовки. Пригнул ствол к земле:
— Ты, ваше благородие, его извини, тяжело сейчас всем.
— Ничего, братцы, я понимаю, — кивнул Андрей. Ему стало жалко людей, попавших в жернова войны и чувствующих, как земля уходит из-под их ног. — А где тут штаб у вас?
— Да нету у нас толком штаба. Господа офицеры предпочитают в ресторане встречаться, там и решения принимают.
— Далеко ли до того ресторана?
— Да вот по улице идите, не ошибетесь, — ответил солдат, не отпуская винтовки напарника.
Андрей предпочел воздержаться от дальнейших расспросов. Миновал караулку и заспешил к городу, спиной чувствуя колючий взгляд солдата.
Город был построен вокруг станции, ею начинался, ею, по всей видимости, и заканчивался, пропуская через себя серую ленту «железки».
А вот и паровоз, заметил он черную, казавшуюся безжизненной махину на одном из запасных путей. Фонари там не горели, и только отблески на отполированных о рельсы колесах выдавали его присутствие да огоньки папиросок часовых. Еще какие-то люди топчутся, едва различимые за снежной вьюгой. Не секретный объект, а проходной двор. Если, конечно, часть будущего состава здесь, а не в каком-то другом месте.
Лабазы скрыли от него одноэтажное здание вокзала, виднелся только шпиль. Однако, сколько складов… До войны тут добывали слюду, отсюда и название. Потом мрамор, тут же перегружали в составы и гнали в Иркутск или в другую сторону, в Харбин. Понятно, что складских помещений множество. Однако должны ж старатели где-то жить и прогуливать свое жалованье! Ну, жили, понятно, тут — он оглядел вереницы домов с потухшими окнами и двухметровыми сосульками под крышами. А гуляли? Может, тут? Вдали, за чередой темных жилых домов в один-два этажа, он увидел ярко освещенную витрину. Пошел быстрее. Катя говорила, что работает в ресторане, там она и узнала про поезд, о нем же говорил солдат. Вряд ли в таком городишке несколько ресторанов, где собираются высшие офицерские чины.
Навстречу стали попадаться люди. Гражданских практически не было, зато военные — на любой вкус. От денщиков до высших офицеров. Разных возрастов и степени упитанности. На улице слышалась русская, британская, французская, польская, румынская, японская речь, но чаше всего попадался характерный чешский говорок. Виднелись погоны и знаки отличия самых разнообразных расцветок и конфигураций.
Несколько караулов при винтовках с белыми повязками на рукавах тоже состояли из чехов. Они подозрительно смотрели на офицерскую шинель с незнакомыми нашивками, но не останавливали, даже не подходили.
Мимо прокатили сани, запряженные понурой кобылкой, два русских офицера возлежали на них, как римские патриции, между ними сидела развязного вида девица в богатой шубе, но без головного убора. Она пронзительно смеялась. Андрей посторонился, пропуская экипаж, покачал головой. Почему-то всегда находятся люди, даже в самые трудные моменты только и думающие, где снять телок да нажраться, а там и трава не расти.
Наконец он добрался до цели своего путешествия. В окружающей темноте заведение являло собой праздник среди запустения, пир во время чумы. Над козырьком — светящаяся электричеством надпись «Империал». У дверей — выставленные в кадках туи, долженствующие обозначать кипарисы, и халдей в шубе и «боярской» шапке. С поклоном он распахнул перед посетителем дверь.