Проект "Вервольф"
Шрифт:
Я сорвал заветный браслет с руки оберфюрера, схватил с каминного кресла шинель, влез в рукава. Нацепил на голову фуражку, сунул во внутренний карман записную книжку барона — вдруг ещё пригодится — и выскочил на улицу.
За время, что я пробыл в особняке Валленштайна, двигатель не успел остыть. "Хорьх" завёлся с пол — оборота. Круто вырулив от тротуара, я чуть не влетел в грузовик с солдатами, лишь резкий рывок руля спас меня от столкновения. Гудящий, как пароход, трёхосный "хеншель" так близко пронёсся от моей машины, что я разглядел вмятинки на двери, трещины в досках кузова и пятнышки ржавчины на плоских колпачках брезентовых ремешков тента. Визжа колёсами, "хорьх"
Я так и не понял, с чем это связано: с эсэсовскими номерами на машине или с тем, что они верили в невозможность наезда на пешеходов. Ну, не принято у них такое в Германии, запрещено сбивать людей — и точка. А раз такого порядка нет, значит, автомобиль нарушителя должен таинственным образом исчезнуть, раствориться, рассыпаться в прах, короче, сделать всё, что угодно, но оставить человека в неприкосновенности.
Разбираться в особенностях поведения аборигенов я не хотел, да и не до того сейчас. Скорее бы добраться до Беркаерштрассе, дом тридцать два.
На этот раз удача благоволила мне — видно, просила прощения за косяк с Марикой — и ниспослала лёгкую дорогу без проблем в виде придирчивых патрулей и перегороженных улиц.
Я довольно быстро доехал до бульвара Курфюрстендамм, ещё с десяток минут покрутился по берлинским улочкам и затормозил напротив четырёхэтажного краснокирпичного здания с белыми балконами, где до войны располагался дом престарелых еврейской общины Берлина. Дом стоял на перекрестке, имел форму клина с закруглённым острием, а потому в этом месте балконы изгибались плавной дугой.
Любоваться архитектурой мне было некогда, да и не за тем я сюда приехал. Я хотел встретиться с начальником шестого управления РСХА бригадефюрером СС Вальтером Шелленбергом, хоть и знал из прочитанных ещё в той жизни книг, что он частенько отсутствовал на месте: то инспектировал концлагеря вместе со своим шефом Гиммлером, то летал с ним в "Вольфшанце" к Гитлеру, то ещё куда-нибудь ездил по делам патрона или по своим делишкам. Лягушка — путешественница, одним словом.
Я выскочил из машины, подождал пока протарахтит тяжелогружёный "крупп" с квадратной кабиной, прямоугольным — будто рубленным топором — моторным отсеком, высокой радиаторной решёткой и цельнометаллическим бампером (этакий немецкий вариант советского КРАЗа) и пересёк припорошенную снежком Гогенцоллерндамм.
Бригадефюрера я застал в его рабочем кабинете. Правда, для этого пришлось подняться на четвёртый этаж, пройдя по одинаковым коридорам с рядами однотипных дверей. Я шёл и всё время смотрел по сторонам, шутка ли — оказался в здании одной из могущественных спецслужб нацистской Германии. Под ногами тихо поскрипывал деревянный пол, на светло — серых оштукатуренных стенах мягко теплились двурогие бра с матовыми чашами плафонов, под потолком сияли круглые светильники. В конце каждого коридора сверкал распростёртыми крыльями бронзовый орёл, а по бокам от него, в наклонных никелированных гнёздах, стояли красные полотнища с чёрным пауком свастики внутри белого круга. На лестничных клетках Гитлер с портретов в полный рост сурово взирал на каждого, кто поднимался по ступенькам, или спускался, спеша покинуть это здание. В коридорах из одних дверей в другие сновали десятки людей в чёрной форме с красной повязкой на левом рукаве и сдвоенной руной "зиг" в правой петлице. Одни тащили серые картонные папки с выглядывающими по бокам белыми уголками документов, другие несли свёрнутые в рулон карты, третьи — распухшие от бумаг кожаные портфели.
Кордоны из рослых эсэсовцев постоянно преграждали путь, но и здесь удостоверение с фамилией любимчика фюрера работало без заминки. Двухметровые блондины вытягивались по струнке, заметив "корочки" в моих руках, двери открывались, как по мановению волшебной палочки, и я без труда переходил с одного секретного уровня на другой, ещё более засекреченный.
А вот и нужная дверь из морёного дуба с обыкновенной табличкой "В. Шелленберг".
И снова взмах удостоверением перед синими глазами светловолосого арийца. Щелчок каблуками, рука стража взмывает в нацистском приветствии. Ответный салют. Дверь открывается, и вот я в святая святых SD-Ausland или просто — службы внешней разведки СД.
Простой кабинет в двадцать квадратных метров с широким трёхстворчатым окном в полстены, паркетным полом и друзой хрустальной люстры под трёхметровым потолком. Напротив двери, спиной к окну, за широким, заваленным бумагами, столом сидит бригадефюрер и что-то пишет, поскрипывая пером. Справа от него поблёскивают стеклянными дверцами два шкафа с бумажными папками на полках, между ними на деревянном постаменте белеет гипсовый бюст Гитлера. Слева — карта Мира во всю стену. Материки, крупные острова, моря и океаны густо утыканы флажками со свастикой, с десяток красных треугольничков торчат на белом поле Антарктиды.
Вкусно пахнет кофе, хотя чашки на столе нет, наверное, адъютант унёс её в свою каморку через вон ту неприметную дверь в углу. Окно закрывают полупрозрачные занавески, почти у самого потолка чернеет толстый рулон светомаскировочной шторы, тонкий шнурок с пластиковым кольцом свисает паутинкой до середины оконного проёма.
Услышав едва различимый скрип дверных петель, Шелленберг перестал писать и поднял голову. Обычный человек с простым, зауженным к подбородку, усталым лицом. Волосы аккуратно зачёсаны набок, уши чуть топорщатся, полноватые губы с опущенными вниз уголками изогнуты в неизменной полуулыбке. Правый глаз слегка навыкате. Не будь Шелленберг в эсэсовской форме, я бы ни за что не принял его за начальника могущественной структуры: он больше походил на инженера или школьного учителя, чем на военного преступника.
Дверь закрылась за моей спиной, и я остался один на один с бригадефюрером. Шелленберг вставил ручку в конус держателя, положил руки на стол перед собой ладонями вниз.
— Чем обязан, барон? — услышал я тихий голос.
Во даёт! Я только вошёл, ещё не представился, а он уже знает, кто я такой! Однако, в СС мух не ловят. Секунду спустя до меня дошло, что шеф внешней разведки наверняка знал о моём реципиенте всё, ведь тот был любимчиком Гитлера, а таких людей принято знать в лицо и собирать о них всю доступную, и не очень, информацию.
— Хайль Гитлер! — вытянулся я, вскинув правую руку.
— Хайль! — кивнул Вальтер Шелленберг и снова повторил: — Чем обязан?
Не дожидаясь разрешения, я подошёл к венскому стулу напротив громоздкого стола бригадефюрера, сел. Хозяин кабинета покосился, но промолчал, а я положил фуражку на краю чёрного зеркала столешницы, сцепил руки в замок.
— Бригадефюрер! Думаю, вы в курсе, что я в начале декабря встречался с вашим шефом в Бергхофе?
Шелленберг медленно прикрыл глаза, что, по — видимому, означало "да".