Проект "Вервольф"
Шрифт:
— Хорошо, тогда я займусь делом, а вы отправьте Юргена ко мне.
Дитер щёлкнул замком двери, сунул голову в салон и о чём-то заговорил с парнями. А я вернулся к "хорьху", передал Юргену приказ и помог Марике выйти из машины.
Ветер с залихватским посвистом нырял под крыльями дремлющих самолётов, путался в стойках шасси. На секунду бросив игры с мёртвым железом, он сорвал с сугроба снежную крупу, швырнул пригоршнями нам в лицо и, довольно хохоча, вернулся к прежним занятиям.
Я сразу скинул с себя шинель, набросил её на плечи Марики.
— Не
Ежась от крепкого морозца, я посмотрел, чем занимается Дитер. Тот вместе со своими людьми доставал какие-то ящики из багажника "опеля". Относительно узкие, длиной около метра, они сильно смахивали на тару из-под магнитных мин.
Мои предположения оказались верны: щёлкнув замками крышек, немцы поочерёдно разложили на дороге похожие на кухонные воронки боеприпасы. Пока его люди снаряжали мины запалами, Дитер подошёл ко мне:
— Готовы, штандартенфюрер?
Я промычал что-то невнятное, стараясь не так заметно пританцовывать на месте: пальцы ног онемели ещё в машине, и я пытался восстановить нормальное кровообращение. Да и стоять в одном мундире на морозном ветру — то ещё удовольствие.
— Может быть, всё-таки найдём пилота? Я скажу ребятам, они это мигом устроят.
— Не надо, — ответил я, с трудом разлепив посиневшие от холода губы. — Я справлюсь. Давайте уже займёмся делом, времени остаётся всё меньше, а нам до места ещё лететь и лететь.
— Хорошо, — кивнул Дитер. — Вы с фройляйн идите к самолёту, будьте готовы завести двигатели, как только увидите фейерверк.
Он вернулся к диверсионной группе, а мы с Марикой побежали к "юнкерсу".
Первым делом мы вытащили из моторов брезентовые рукава. Они были тёплые на ощупь, значит, тепловую пушку выключили недавно. Что ж, одной проблемой меньше: не надо заботиться о прогреве, провернул стартеры — и готово.
Намотав рукава поверх стального кожуха с прорезями воздухозаборников, мы ухватились за дышло и попробовали сдвинуть тяжёлую установку с места. Размером со строительный пневмокомпрессор, она весила с полтонны, если не больше, и никак не хотела двигаться. Мы изрядно намучились, прежде чем до меня дошло, что под колёсами могут быть тормозные башмаки.
Я глянул вниз, мысленно наградил себя нелестными эпитетами, самыми безобидными из которых были "осёл" и "тупица", и выдернул упоры из-под колёс. Дела сразу пошли на лад. Ещё раз навалившись на теплопушку, мы сдвинули её на несколько метров в сторону, полностью освободив взлётную полосу.
За левым крылом самолёта в гофрированной обшивке виднелись две длинные вертикальные щели. Я нащупал ручку замка, распахнул дверь, вытащил из салона узкую лесенку и приставил к борту.
— Прошу вас, фройляйн, — сказал я, вытянув вперёд руку и склонившись в шутливом поклоне.
Опираясь на мою ладонь, Марика с грацией королевы взошла по трапу на борт самолёта. Я следом за ней оказался внутри "юнкерса". Сквозь прямоугольники иллюминаторов в салон транспортника просачивались бледные лучи ночного светила. В серых сумерках грузового отсека чёрными кубами высились какие-то ящики, вдоль бортов тускло поблёскивали алюминиевые дуги откидных скамеек.
Мы потопали в кабину пилотов. Узкая дверь была открыта, по бокам дверного проёма выступали трубчатые каркасы кресел, в просвете виднелись квадратные стёкла кокпита, под которыми мерцала кругляшками циферблатов широкая приборная доска: она опиралась на железную коробку с торчащими из прорезей рычагами, какими-то тумблерами и краниками на передней панели.
Я посторонился, пропуская Марику вперёд, указал на место бортмеханика:
— Садись.
Марика села в жёсткое кресло с меховой накидкой, поставила ноги на педали (в узком пространстве между бортом кабины и железным коробом их больше некуда деть), и сложила руки на коленях, не решаясь взяться за штурвал.
— Саня, мне страшно, — сказала она дрогнувшим голоском, — здесь так много всяких ручек, переключателей и приборчиков. Боюсь, у меня не получится.
— Не бойся, тут ничего сложного нет. К тому же самолётом буду управлять я, ты мне просто поможешь, когда я скажу. Поняла?
Марика схватила мою руку, прижала к щеке.
— Поняла, но мне всё равно страшно. А вдруг у нас ничего не получится?
— Всё у нас получится, — сказал я как можно мягче. — Смотри внимательно и запоминай.
Я наскоро стал объяснять Марике назначение приборов, показывая, что и в какой последовательности делать. До конца лекции оставалось совсем чуть — чуть, когда грохнули первые взрывы, и на месте нескольких истребителей взметнулись огненные грибы. Чуть позже недалеко он нашего "юнкерса" рванули три или четыре бомбардировщика.
От яркого зарева на взлётном поле стало светло как днём. К тому же освещения добавили вспыхнувшие прожекторы: одни зашарили по аэродрому, другие пронзили небо белыми спицами.
Оглушительно завыли сирены, послышался сухой треск автоматных очередей, хриплый лай собак и крики людей. Длинные пунктиры трассеров вспороли облака, из которых сразу посыпался редкий снежок.
Я плюхнулся в кресло пилота, чуть не треснувшись коленкой о стойку штурвала, с удивительной для закоченевших пальцев лёгкостью быстро защёлкал тумблерами, подавая питание в бортовую сеть, и с воплем: "От винта!" завёл двигатели.
Достаточно прогретые, они запустились с пол — оборота, кабина тут же наполнилась шумом и гудением. Держа одну ладонь на штурвале, я положил вторую на рычаг управления закрылками, передвинул на отметку "угол 25" и стал ждать, когда приборы покажут нормальные для взлёта температуру и давление техжидкостей.
"Юнкерс" рычал, как зверь, мелкая дрожь пробегала по корпусу от двигателей до хвоста, заставляя вибрировать и наши тела. За грохотом моторов я не слышал выстрелов, но знал, что на аэродроме идёт настоящая война.