Проект Ворожея
Шрифт:
– Да я же не спорю, что по-разному, Влада, – не глядя на нее, Варавин сосредоточенно искал нужный номер в списке контактов. – Но простить вчерашнее безобразие не готов ни как мент, ни как человек, и плевал я на причины. Так что сидеть мадам Киселевой и ее ближайшим прихлебателям сегодня в отделении. Я костьми лягу, но хоть на пятнадцать суток их всех позакрываю! Алло!
Никита поднялся и вышел из кухни на веранду, и оттуда до нас доносился его «начальственный» голос. Судя по всему, его собеседник не спешил с ним соглашаться, и поэтому Варавин вскоре уже громыхал вовсю.
– Влада, у нас правило в работе – не проводить никаких
– Да, Антон, – она отвернулась к окну и мягко освободила руку из моего захвата.
– И почему твое «Да, Антон» так похоже на «отвали»? – усмехнулся, возвращаясь к своему кофе.
– Ну вот, а говорил, что невосприимчив к намекам, – улыбнулась Влада, только эта улыбка была неправильной. Улыбка-маскировка или преграда, которыми так часто пользуемся мы, люди, чтобы дать понять, что доступа внутрь нет.
– Я вот думаю, – продолжила она, отвлекая меня от размышлений, с чего это демонстрация дистанции, инициатором которой сам и был в первую очередь, вызывает нечто вроде дискомфорта. – Если мое дикое предположение верно и наш маньяк действительно охотится за теми, кто обладает определенными способностями, может, убийства, что ему приписаны, не первые? Что, если он, скажем, не сразу научился выделять тех, кто и правда другой, а кто просто хочет таким показаться?
Тоже вариант. К делу подшивались только те трупы, которые укладывались в первоначальную схему, но допустим у убийцы и раньше случались «проколы», такие как с Ириной Киселевой? И учитывая, что девочку он насиловал и убивал явно в ярости, мало отдавая себе отчет в своем поведении, в отличие от обращения с более «ценными» для него жертвами, то вполне мог и оставить больше следов. Любая версия имеет право на существование, и пофиг, по каким крошкам идти, главное оказаться в итоге где надо.
– Надо запросить инфу по подобным случаям. Как в контору приедем, займемся. – Мог бы и сам, между прочим, подумать, если бы… Новый приступ острого недовольства собой изрядно попортил настроение.
– Доброе утро! – Ольга, хоть и немного бледная, но улыбчивая и бодрая, появилась в дверях кухни совершенно бесшумно и тут же направилась к холодильнику. – На кого это там так муж мой шумит? Еще и заставил вас кофеи пустые гонять!
– Доброе! С опекой, очевидно, ругается, – ответил я, жизнерадостно скалясь и невольно задерживая взгляд на едва заметном животе хозяйки.
Как ни странно, Влада промолчала, даже не ответив на приветствие. И холодные покалывания на коже безошибочно сообщили мне о «включении» ее дара. Ольга, видимо, тоже что-то почувствовала и недоуменно оглянулась через плечо. Рука ее, в которой она держала кусок сыра, мелко задрожала. Влада же сидела с широко распахнутыми глазами, глядя на женщину так, словно увидела ее впервые. Но спустя пару секунд она часто заморгала и порывисто поднялась. Ее стул громко и противно шаркнул по полу и едва не упал.
– Простите, что-то мне… нехорошо, – сдавленно пробормотала она и, развернувшись, помчалась к выходу, сильно ссутулившись, словно боялась, что в спину вот-вот прилетит камень.
Я слегка растерялся, оказавшись как в ловушке между мощным желанием, прямо-таки потребностью помчаться следом за Владой и необходимостью остаться и успокоить явно сильно разволновавшуюся Ольгу. Она оперлась одной рукой на стол, а вторую в чисто инстинктивном жесте расположила на животе и выглядела испуганной и растерянной. Смотрела какое-то время на закрывшуюся за Владой дверь, а потом вопрошающе уставилась на меня так, что остро захотелось быть в каком угодно другом месте. Вопросы – это то, что я люблю и умею задавать в силу профессии или собственной натуры, но отвечать на них, даже на такие безмолвные, точно не мое призвание.
– Что-то не так? – спросила Оля дрогнувшим голосом.
– Не переживай, просто у нее проблемы по утрам с желудком, – ляпнул я первое, что пришло на ум.
Ответный взгляд Ольги ясно дал понять, что весьма сложно обмануть женщину, если она не хочет быть обманутой.
– Антон, Влада так смотрела… – она передернула плечами и поежилась. – Мне страшно стало. Аж до жути.
Ох, как я тебя понимаю, Оля. Вот только не соображу, с чего вдруг дар Влады сработал столь неожиданно. Вчера она с Ольгой общалась вполне раскованно и, я бы даже сказал, с открытой доброжелательностью, а сейчас уставилась, будто призрака увидела.
– Показалось тебе, Оля, – продолжил врать ради успокоения я. – Просто дело у нас сейчас сложное очень. На психику давит, сама понимаешь.
– Мне Никита рассказывать подробности отказался. – И правильно сделал! – Наивный! Как будто мне уже сто раз не позвонили, на все лады не переврали и жути не навели!
Да уж, деревня – она деревня и есть!
Никита влетел обратно в кухню, на его лице прямо было написано желание как следует шарахнуть дверью, но, притормозив, он тихонько прикрыл ее, а потом смачно и с чувством выругался.
– Нет, ну они у меня дождутся! – прорычал он сквозь зубы, но, заметив жену, мгновенно растерял весь свой гнев. – Солнышко, ты чего так рано-то? Все нормально?
Прошагав по кухне, он аккуратно сгреб жену своими здоровенными ручищами, прижал к себе, и снова меня царапнуло предельной интимностью их простого, практически целомудренного объятья. Я отвернулся, ощущая, что энергетика, излучаемая их контактом, не предназначена для посторонних. А может потому, что от наблюдения за этой парой опять заныло в груди, от противного и противоречивого чувства одновременно тяжести и пустоты.
– У меня – да, – ответила Ольга, с готовностью подставляя лоб под мимолетное касание губ мужа. – А вот Владе нездоровится!
– Тогда, может, мы первым делом в больницу, Антох? – тут же встревожился Никита. – Пока ты опросишь парней, Владу пусть осмотрят еще разок?
Он глядел на меня так, будто это за мной было решающее слово в вопросе здоровья Влады и одновременно основная ответственность за него.
– Я спрошу у нее, – ответил я, поднимаясь.
Владу я нашел на том же месте, где утром обретался и сам, проясняя голову. Она сидела на перилах, сгорбившись, засунув ладони в подмышки и зарывшись носом в высокий воротник Ольгиного желтого свитера, и напоминала нахохленного, озябшего воробья. Опустился напротив на корточки и обхватил тонкие лодыжки, заглядывая в глаза, замечая их красноту и слипшиеся мокрые ресницы.