Проект Ворожея
Шрифт:
Художник покосился на Владу через плечо и поежился как от холода, когда она снова проделала этот трюк с пристальным расчленяющим взглядом. Мне тут же остро захотелось узнать, что же она рассмотрела в нем. Так, глядишь, для меня это в увлекательное времяпрепровождение превратится. Типа, игра в сравнение: что вижу я в человеке, исходя из опыта, и что она – используя свои способности. Да, похоже, еще пара дней, и я, если уж не уверую до конца, то стану воспринимать все как обыденность.
– А она? – дернул в сторону Влады головой Гомон, отказываясь, однако, встречаться взглядом.
– Из наших, – кивнул я. – Тоже консультант по определенным вопросам.
– Я хочу, чтобы она ушла! – к хозяину галереи стал возвращаться гонор, хотя было четко заметно, что говорить напрямую с Владой он не хочет.
– Да с удовольствием! – ответила женщина, почти с облегчением. – Антон, можно я вас в машине подожду?
Я на какой-то момент заколебался, уже собираясь настоять, чтобы она осталась, но потом увидел краткую гримасу и вдруг четко осознал одну простую вещь. Людям, в которых она видит что-то дрянное, неуютно в ее присутствии, но и ей самой рядом с ними тоже находиться не в кайф. Не зря же тогда ее так колбасило из-за Сысоевой. Поэтому просто молча протянул ключи.
Уже почти выйдя из зала, Влада обернулась и снова посмотрела на Гомона, и он буквально съежился от этого.
– Сколько бы вы ни пытались их изуродовать и испачкать, уродливей и грязнее от этого становитесь только вы. – Больше она не стала задерживаться и быстро ушла.
– Кто эта чертова стерва? – взвизгнул Гомон, как только отмер.
– Мы не разглашаем информацию о сотрудниках, – скрывая насмешку, ответил я.
– Плевать! Кто ей давал право так со мной разговаривать! Кто она, и кто я! Я все равно добьюсь…
– Может, перейдем к делу? – жестко оборвал его все нарастающие словоизлияния. Очевидно, Гомон быстро отходил от шока и собирался воплями создать иллюзию несуществующей смелости.
– Давайте, что там у вас, я, между прочим, занятой человек, – пробурчал он, явно недовольный тем, что я не досмотрел этот спектакль одного актера под названием «Я крут!» до конца.
– Я тоже не погулять вышел, – ответил, протягивая ему папку с фотографиями вырезанных на телах жертв рисунков и знаков.
Как только Гомон понял, что перед ним, его крошечные глазки стали как блюдца, а руки затряслись так, что фото разлетелись по полу.
– Это же… – придушенно пробормотал он. – Они ведь…
– Да, вы все верно поняли. Это художества с тел жертв, – сухо подтвердил, собирая фотографии.
– Но почему вы ко мне-то пришли? – он, может, и хотел опять заорать, но горло его не слушалось.
– Ну, вы же всем известный гуру росписи по телу! – привел я довод, глядя в его побелевшее лицо и уже размышляя, не звать ли кого с нашатырем.
– Я художник! Художник, слышите! Это… это… зверство какое-то! – Сорвавшись с места, Гомон забегал по залу вдоль своих непристойных творений, размахивая руками. – Вы должны были предупредить меня, что там! Я бы ни за что не стал бы смотреть на такое! Я же теперь забыть не смогу!
– А давайте вы успокоитесь и подумаете: не мог бы кто-то из ваших учеников или… хм… клиентов сделать что-то подобное? – Я снова прислонился к подоконнику и наблюдал за беготней разволновавшегося творца, на его взгляд, прекрасного.
– Клиентов? – резко затормозил он, злобно прищуриваясь на меня.
– Вы прекрасно понимаете, о чем я, – не постеснялся добавить в голос изрядную долю металла, ибо в гробу я видел сейчас игры в оскорбленную творческую невинность. – Так что мы сейчас не будем пререкаться, а вы просто подумаете и ответите на поставленный вопрос.
Гомон практически подбежал к дверям и плотно их прикрыл, а потом так же торопливо вернулся ко мне, подойдя на некомфортно близкое расстояние. На меня пахнуло тошнотворной смесью кисловатого запаха его пота и приторно-сладкого парфюма, но я не отстранился.
– Послушайте… как вас там… – пробубнил он, глядя снизу вверх.
– Капитан Чудинов, – подсказал я.
– Точно! Так вот, капитан, мои, как вы выразились, клиенты – это сплошь ценители прекрасного, а не какие-то там психи-извращенцы! Все они состоятельные и весьма уважаемые люди, щедрые меценаты. – Я не смог сдержать усмешку, услышав последнее, и Гомон раздраженно поморщился, заметив мою гримасу, но продолжил: – Да, не отрицаю, у некоторых есть странные фантазии, но ничего… подобного! А что творится в головах учеников, я понятия не имею! Они платят – я учу! Чем они там живут, дышат, и что творят – мне глубоко плевать! Так что вы совершенно напрасно пришли сюда со своими фото, вопросами и этой…
Он глянул в сторону дверей, будто боялся, что Влада может в любой момент вернуться.
– Само собой, рассказывать о том, что вы сейчас назвали странными фантазиями, вы не намерены? – усмехнулся, уже точно зная ответ.
– Естественно! И поверьте, у вас нет и никогда не будет полномочий заставить меня сделать это. Поэтому прошу, по-хорошему пока – уходите отсюда и не возвращайтесь. То, что вы мне тут показали, натуральный садизм, и вам стоило скорее уж в какой-нибудь тематический клуб наведаться, сейчас они расплодились, или там в местную психушку, да к черту за пазуху! Куда угодно, а не ко мне в галерею!
– Ладно, – я уже внутренне смирился с тем, что здесь ничего не узнаю. – Возможно, я и воспользуюсь вашим советом, господин Гомон. Но сами рисунки вам ничего не напоминают? Не знаю, как это называется… типа, стиль, почерк или как там у вас художников...
– У нас, художников, для такого, что вы показали, нет названия! – снова почти сорвался на визг он. – И рассматривать тщательней я отказываюсь, и вы меня не заставите. Всего хорошего, капитан Чудинов!
Гомон вылетел из зала, проорав по дороге: «Лидочка, проводи его!».
Когда я вернулся в машину, Влада сидела, задумчиво глядя перед собой, и на меня едва посмотрела.
– Зря потратили время? – тихо спросила она, когда я уселся.
– Ну почему же зря? Теперь у нас есть еще один желающий настрочить кляузу, так что день прошел не впустую. – Черт, даже сам не заметил, что, говоря это, вроде как объединяю Владу и себя в некую единую команду.
– Он просто отвратительный человек, – горько вздохнув, сказала она.
– Что, тоже кого-то убил или собирается? – я даже не язвил, просто спросил.