Профессии: из первых уст, Крихели Ангелина

"Профессии: из первых уст"

на обложку

Крихели Ангелина

Шрифт:

– А сказывается ли как-то личная, семейная жизнь актера на его карьере? Скажем, как реагируют «половинки» на поцелуи и постельные сцены в кадре?

– В каждой семье по-разному. Но я думаю, что если один из супругов актер, а другой нет, то тогда они же знают, на что они идут, какие особенности есть в той или иной профессии. Вот у жены летчика все на нервах, когда она каждый раз провожает мужа, и знает, что он может не вернуться. Так же у жены шахтера, космонавта… И у актеров точно так же. У нас был один актер. Когда ему задавали подобный вопрос, он отвечал так: «Как я отношусь к этому? Как к реквизиту. Вот я на сцене беру кружку, беру букет, беру то или это… И актриса - тоже… Так обусловлено, что мы будем играть такие-то взаимоотношения».

– От

чего может зависеть уровень популярности актеров? Почему одни восходят на Олимп славы, на пик популярности, а другие остаются в тени профессии за время всей своей карьеры?

– Да, это самый сложный вопрос, и не только для нас, актеров, но и для театроведов. Существуют даже исследования мига удачи. Надо, чтобы сам актер был талантлив, в его багаже был «набор», как игрушек, которыми можно играть. Чтобы он был пластичен, мог понимать задачи режиссера. Должен быть режиссер, который увидит в этом актере то, что тот сможет осуществить. Чтобы была пьеса, которая может украсить творческую биографию актера. И наконец, готовый продукт нужно еще уметь преподнести, продать. Может быть безусловно талантливый актер или актриса, но нет «его» режиссера, вот не попал он на того режиссера, не стартовал, и его нет…

– Бывает ли так, что талантливые актеры без образования работают в театре?

– Конечно. У нас есть такие актеры, которые попали в правильные руки…

Образование, конечно, важно, но у нас ведь в институте оно было очень идеологизированное. Мы учили политэкономию, истмат, диамат, научный коммунизм… Я и тогда не понимала, почему так расточительно отнимают у нас время вместо того, чтобы мы занимались непосредственно на сцене профессией. Нам интереснее было заниматься танцем, сценической речью, сценическим движением, музыкой… Изучали такие важные предметы, как зарубежная литература, украинская литература, русская литература. Затем зарубежный театр, украинский театр, русский театр. Нам этим заниматься было значительно интереснее, но мы отдавали полдня «идеологическим» предметам, которые не понимали и не любили…

Была еще история партии! И это требовало времени, отвлекало. Мы должны были по всем этим предметам конспектировать из первоисточников «от руки». Опять бесполезная потеря времени. Боюсь, что и сейчас в актерских вузах есть что-то подобное…

Хотя нас убеждали, что нам это нужно, что нам не обойтись без научного коммунизма. Была такая ситуация: мы репетировали пьесу Виктора Розова «Гнездо глухаря». Там действие происходит среди чиновников, в советское время. У главного героя благополучная семья, трое детей, в доме принимаются иностранцы. Но когда его старшая дочь потеряла ребенка, она падала на колени и молилась. А в 1979 году это было недопустимо, и спектакль закрыли: не могла дочь партийного деятеля молиться на коленях и просить у Бога прощения, и просить себе ребенка. Вот он, научный коммунизм…

– Раз уж мы коснулись институтов, то скажите, в каком вузе вы советовали бы учиться ребятам, которые собираются стать актерами?

– Я училась в свое время в Харьковском институте искусств, так он тогда назывался. Это была мощная актерская школа. Те, кто нам преподавал, все были ученики Леся Курбаса, выдающегося реформатора украинского театра. Он организовал в Харькове театр «Березіль», сейчас это театр им. Шевченко. Там были актеры, которые не имели никакого образования, потому что не было таких вузов. И они были родом из разных частей Украины. Курбас ставил им правильную украинскую речь, киевско-полтавский диалект. Он с ними занимался, как это тогда называлось, «механикой», сегодня это называется сценическим движением и сценической речью. Таким образом, образование они получали непосредственно у великого режиссера. Он знал, что хочет сделать, какими профессиональными навыками должны обладать актеры. Чтобы он мог воплощать свои замыслы, мог от них потребовать необходимого ему уровня игры, их нужно было сначала научить так, чтобы они впоследствии могли удивить мир.

У нас преподавали все его ученики, преподавала его жена. И, конечно, очень многие традиции шли оттуда, отношение к самой профессии. Что театр - это храм. Сегодня такого отношения нет. Сегодня «забежал» в театр просто так, а где-то есть просто халтура, которая приносит заработки, необходимые человеку. Такой мир сегодня. Никто не молится театру, ни для кого это не храм… На днях я увидела в новостях в бегущей строке, что нашему Харьковскому институту присвоено академическое звание. Театральная академия. Но я не знаю, какие силы там сегодня.

– Как вы считаете, где больше возможностей актеру раскрыться, возможностей для роста карьерного и творческого: в кино или в театре?

– Это разные профессии! Совершенно разные. В театре актер формируется, его собирают, выращивают. А в кино – только эксплуатация. Нам повезло, что Одесская студия находится не так далеко от Николаева, и там несколько проектов созданы совместными усилиями украинского и российского бизнеса, они вкладывают деньги. К нам приезжают из Одесской киностудии, фотографируют нас, набирают себе, так сказать, досье актеров, и приглашают. Мы иногда работаем в кино небольшие эпизодические роли. И столкнулись, конечно, мы все, первый раз когда ехали, с тем, что ни у кого не было опыта. Актеров нашего театра (человек, наверное, пять) пригласили сниматься. Мы поехали на пробы. Грим, костюмы, дают текст, ты читаешь, ассистенты режиссера отбирают и говорят: «да», «нет», «мы Вас пригласим». Это такой первичный этап для всех. И мы очень волновались: как сказать первое слово, как себя вести; будет ли такое отношение, как в театре. В театре какие-то почти семейные отношения, мы уже знаем, кто что может, кто на что как реагирует, как обойти острые углы… А там для нас было все в диковинку. Первое ощущение - машина там работает иначе, и все работает на актера: ты не думаешь, какой будет костюм, и принесут его или не принесут. Тебе его подали, и подали вовремя. Села на грим, тебя загримировали, тоже вовремя. Твое дело только выполнить задачу режиссера. В общем, чтобы «выкачать» из актера, то, что нужно режиссеру, тебя обеспечат всем необходимым.

– Недавно в театре было пополнение: и из Одессы ребята, и из Херсона, из других городов. Как вы оценили бы их?

– Им очень, я считаю, повезло, что они попали сразу в работу к Георгию Георгиевичу Кавтарадзе в спектакль «Солнечная ночь». Это была целая молодая волна. Я тоже когда-то была молодой волной, волной 1973 года. Здесь работал такой режиссер Геннадий Петрович Пименов, он очень любил работать с молодежью. Первое время преподавал у нас в институте, у меня на первом курсе был ассистентом по актерскому мастерству и способствовал тому, чтобы появлялись целые молодежные группы, до десяти человек. Так повторялось несколько раз. Потом пришла волна из училища культуры, и попали в «Верону». А эти, последняя волна, – они попали к Георгию Георгиевичу. Для них это большая удача. Очень важно, откуда «стартуешь». Или из массовки, или начинаешь сразу с соприкосновения с работой мастера. Маститые режиссеры, как правило, это люди, которые любят актеров, и это позволяет актерам раскрыться. Потому что есть доверие. Потому что есть творческая подпитка, и это может обеспечить успех.

– Скажите, а необходимо ли в актерской профессии знание иностранных языков?

– Да. Хорошо бы. У нас в вузе преподавали английский, немецкий и французский. Если заполняешь, например, анкету на кастинг, то там обязательный вопрос о владении иностранными языками. Это нужно сейчас, мы же видим это в фильмах… Вот у Сталины Лагошняк была роль в кино, и она учила немецкий язык. У нас в театре и другие актеры учат при необходимости языки.

– А какими языками владеете вы?

– Я только русский и украинский знаю, французский немного.

– Какие существуют в актерской профессии положительные и отрицательные стороны?

– Минусы – это то, что все наши дети выросли в предбаннике театра (улыбается). Они не знали в полной мере родительского внимания, не ощутили. Потому, что ты сам молодой, нагрузки большие. Играют сегодня намного меньше, конечно. А тогда, в дни нашей молодости, утром репетиции, обязательно утренние спектакли – сказки, вечером спектакли для взрослых. Так что дети все вырастали, можно сказать, в кулисах. И во время спектакля сидели рядком возле пульта помощника режиссера. И смотрели эти спектакли, знали их наизусть. Все минусы нашей профессии ощущают наши дети. Сегодняшние дети, дети наших молодых актеров – точно так же. Детство в реквизиторском цеху, возле пульта помощника режиссера, или в «брехаловке». Сегодня этого уже нет, а раньше «брехаловкой» традиционно называли закрытое небольшое помещение, где в моменты отдыха старшие актеры (и это не мы придумали, а когда пришли, это уже было) рассказывали театральные небылицы. Вот случилось то-то, вот такие вот курьезы, и это передавалось из уст в уста.