Профессионалы
Шрифт:
— Кроме него еще кто-нибудь?
— Есть парочка ходоков из регионов.
Меркулов вздохнул.
— Подержи этого Тюрина, пока я с провинциалами разберусь. Можешь его кофе напоить.
— С цикутой? — уточнила понимающая настроение шефа секретарша Клавдия Сергеевна.
— На твое усмотрение. А ходоков давай сюда.
Номенклатурное чванство Меркулова ужасно раздражало. Ему ничего не стоило принять Тюрина первым, тем более было даже интересно, с чего бы этот деятель всполошился и прибежал на прием? Мог бы и просто позвонить, спросить, что нужно. Меркулов его вспомнил. Конечно, они встречались на разных кремлевских приемах, были
— Константин Дмитриевич, дорогой, как я рад тебя видеть!
— Чем могу служить? — нейтральным тоном поинтересовался Меркулов, не реагируя на это «ты».
— Проблемка у меня тут нарисовалась. Ты же знаешь, я теперь во глубине сибирских руд нашу промышленность восстанавливаю. Березовский угольный разрез — богатейшее месторождение.
— Да уж, наверное, богатейшее. Не зря же многие туда отправляются с насиженных столичных мест, — буркнул Меркулов. — Так что за проблема?
— Вот в чем. Да приехал я в Москву недавно, и смотрю — пасут меня круглыми сутками. Может, проверите, по чьей линии идет проверка?
Меркулов вдруг подумал: а что это я так на человека заранее окрысился? Может, действительно в беде оказался, почему не помочь, можно и разобраться.
— Подождите, пожалуйста.
Меркулов потянулся к телефону, взял трубку, но несколько секунд еще размышлял: не стоит, пожалуй, сразу задействовать собственное ведомство. Позвонил начальнику МУРа.
— Вячеслав Иванович?
— Рад приветствовать, — немедленно отозвался Грязнов-старший.
— Слава, проверь, пожалуйста, есть ли в разработке Тюрин Антон Григорьевич… Да, тот самый. Антон Григорьевич на слежку жалуется, говорит, очень уж настойчиво за ним… Да, хорошо.
Положив трубку, Константин Дмитриевич сказал посетителю:
— Через четверть часа доложат. Подождать можете?
— Конечно-конечно! — И Тюрин чихнул несколько раз подряд.
— Будьте здоровы.
— Спасибо огромное, что-то, знаете, столица на меня плохо действует, не пойму: не то простудился, не то аллергия… Надо возвращаться к себе в Сибирь, там у нас хоть и холоднее, конечно, но зато воздух не в пример чище, нету этой, знаете ли, столичной гнильцы. — И он снова чихнул.
На этот раз Меркулов промолчал.
Все эти пятнадцать минут Тюрин настойчиво старался разбить холодок, возникший между ним и Меркуловым. Пытался балагурить, травил анекдоты. Невооруженным взглядом было видно, что он нервничает. Раздался звонок, зам генпрокурора мрачно выслушал сообщение и объявил:
— Мои источники сообщают, что пока вас никто не разрабатывает — ни по линии МВД, ни по линии ФСБ, — Константин Дмитриевич не удержался и подчеркнул слово «пока» интонацией.
— Кто же за мной следит?!
— Мало ли у вас поклонников, всякое бывает — большой бизнес, — пожал плечами Меркулов.
— Но что же мне делать, что посоветуете? — Тюрин даже закашлялся и кашлял долго, как тяжелобольной человек, хотя вид у него был совершенно цветущий.
Меркулов терпеливо ждал, пока он закончит.
— Могу предложить воспользоваться услугами какого-нибудь частного охранного предприятия. Могу даже порекомендовать кое-кого конкретно. Вот и все, к сожалению.
— Нет-нет, спасибо, уж как-нибудь обойдусь, — замельтешил Тюрин, потряс Меркулову руку и откланялся.
Константин Дмитриевич устало сел в кресло и включил телевизор. Оттуда озабоченная судьбами человечества дамочка-диктор немедленно заявила:
«Всемирная организация здравоохранения заявила, что по результатам последних исследований вирус новой болезни, названия которой ученые пока не придумали, передается не только воздушно-капельным, но и контактным путем».
— Тьфу ты, — интеллигентно сказал Константин Дмитриевич и пошел к умывальнику.
Дамочка-диктор немедленно продолжила: «…Результаты анализов показали, что вирус может распространяться также и через канализационные системы».
20
…А в четыреста пятнадцатом номере гостиницы «Байкал» кто-то уже побывал до них. У Дениса были бы проблемы с проникновением туда в час ночи, хотя возможно, он все же что-нибудь и придумал, но на это ушло бы время, драгоценное время, которое и так было в изрядном дефиците. Пришлось снова звонить дяде, который отрядил Денису в помощь (а вернее, с точки зрения законности — ровно наоборот) своего лучшего оперативника Иннокентия Пушкина. Иннокентий Михайлович был заслуженным работником МУРа, которым Вячеслав Иванович Грязнов безмерно гордился, Пушкин частенько помогал Денису и компании в различных деликатных вопросах. Особенно близок Пушкин был с Головановым, некогда они вместе ловили жуликов и прочих нехороших граждан, а дальше их дороги немного разошлись: Пушкин, в отличие от Севы, наотрез отказался уходить с государевой службы в частное охранное предприятие. Но с Севой они оставались по-прежнему близкими приятелями. Почти как в гоголевском «Ревизоре», острил по этому поводу Голованов, небольшой, прямо скажем, книгочей. «Бывало часто говорю ему: „Ну что, брат Пушкин?“ — „Да так, брат, — отвечает бывало: — так как-то все…“ Большой оригинал».
Но сейчас ни Голованова, ни кого другого из своих оперативников Денис вызванивать не стал, бог даст, управятся и вдвоем. Дяде он сказал только, что в гостинице он может взять след Мансурова, хотя искренне надеялся сцапать там его самого, тепленького и не подозревающего подвоха.
Стучать во входную дверь Денису пришлось несколько минут. Пушкин снабдил его своим служебным удостоверением, а сам исчез в направлении пожарной лестницы. На дворе была зима, тонкие железные прутья, разумеется, обледенели, но железного Иннокентия Михайловича такие мелочи не смущали. Он был озабочен сейчас только тем, чтобы перекрыть Мансурову пути к отступлению.
Денис, выяснив у заспанного ночного портье, что постоялец четыреста пятнадцатого номера находится у себя (он показал ему фото Мансурова, добытое у Турецкого, и портье с некоторой долей неуверенности кивнул). Тогда Денис рванул на четвертый этаж и… опоздал. Пушкин был уже в номере. Он передвигался по одной и той же траектории, осторожно ступая с пяток на носки, и сразу же сделал знак Денису — не входить. Грязнов-младший замер при входе, и этой позиции было достаточно, чтобы увидеть, что в комнате все вверх дном (лампа разбита, тумбочка перевернута, гардины сорваны, как это соседи не слышали шум — уму непостижимо), на постели и возле нее кровь, но Мансурова нет. Пушкин в этом кавардаке пытался найти какой-то смысл и хронологию.