Профессия: жена философа. Стихи. Письма к Е. К. Герцык
Шрифт:
Говорили с Ни на тему о бессмертии. Ни высказал мысль, что и Бог, и вечная жизнь непонятны, если нет личного бессмертия. Иначе все тонет, растворяется и смысл всего исчезает.
Была Е. Извольская, работала с Ни над проверкой перевода книги Ни. За чаем говорили с ней о настроениях русской молодежи, о нежелании ее идти навстречу французской молодежи, о ее замкнутости, малокультурности, обостренном в ней чувстве своего русского [мессианизма и в связи с этим –] национализма.
Извольская посещает собрания «Нового Града» [111] , «Пореволюционного клуба» [112] и
Пятница, 16 ноября
Чудесный, солнечный день... Днем ездила в Париж. Вернувшись, застала у нас М-me В<ильде>, с которой Ни работал,
111
Журнал «Новый град» был основан в Париже в 1931 г. и прекратил свое существование после разгрома Франции в 1940 г. Душой «Нового града» был И. И. Бунаков-Фондаминский, главные участники — Ф. А. Степун, Г. П. Федотов, а также С. Н. Булгаков, Н. О. Лосский, Н. А. Бердяев. «Новый град» проповедовал соловьевскую идею христианской политики. И. Фондаминский мыслил «Новый град» как орган, сохраняющий в эмиграции дух «Ордена русской интеллигенции». В первом, программном номере более определенно позицию «Нового града» изложил Г. П. Федотов: «Для нас, похоронивших отечество, мысль об апокалипсисе культуры, будящая столько отзвуков в русской душе, особенно искусительна. Она может быть источником мстительного бессильного удовлетворения. Не поддавайтесь ей! Быть с теми, кто готов бороться, готов странствовать — не в пустыню, а к Новому граду, который должен быть построен нашими руками из старых камней, но по новым зодческим планам». Новоградцы верили в возможность создания на земле подлинного христианского братства, воплотившего в себе мечту и реальную идею «Царства Божия».
112
«Пореволюционный клуб» не был собраниями исключительно журнала «Новый град», он был основан 1 мая 1932 г. по инициативе Парижского отдела Союза российских национал-максималистов. Официальное открытие клуба состоялось 16 ноября того же года. Объединял писателей, журналистов, представителей политического, научного, артистического мира (М. И. Цветаева, М. А. Алданов, Ю. А. Фельзен, Г. В. Адамович, Н. Н, Алексеев, И. И. Ильинская, Г. П. Федотов и др.), считавших себя «пореволюционерами» и входивших в различные политические партии и группы: национал-максималисты, утвержденцы (группа, объединявшаяся вокруг журнала «Утверждения»), новоградцы (группа, объединявшаяся вокруг «Нового града»), евразийцы, неодемократы, устряловцы, русские национал-социалисты, младоросеы. Идейные установки клуба: примат духовного начала над материальным, антикапитализм и антикоммунизм; признание революции путем к России завтрашнего дня; утверждение вселенского характера исторического призвания России. В клубе устраивались еженедельные вечерние собрания по средам, на которых читались доклады, проводились диспуты по идеологическим проблемам и актуальным вопросам современности. В 1935 к в клубе лекции читали Н. А. Бердяев, Г. П. Федотов, Н. Н. Алексеев и др.
46//47
исправляя перевод своей новой книги «Я и мир объектов». По поводу этой работы Ни говорит, что впервые он понял, какая непроходимая пропасть существует между франц<узским> яз<ыком> и русским. Такие слова, как «тайна», «фантазия», недопустимы на франц<узском> яз<ыке> в применении к философии. Этот язык настолько пропитан рационализмом, что не допускает ничего сверхразумного, а если и допускает, то лишь для религии...
[Из этих слов Ни я делаю вывод, что эта его чисто философская книга — не для французов.]
Суббота, 17 ноября
Говорили сегодня с Ни о том, что все раньше написанные им книги его уже не удовлетворяют. Интересны, те, кот<ото-рые> он задумывает... Он — человек будущего. Прошедшее для него лишь материал для постройки будущего. Он не живет, как большинство, прошедшим, в прошедшем.
[Была у М-me Либ и сразу погрузилась в атмосферу детского мира. Было приятно видеть вокруг себя милые мордочки, слушать детские голоса. Я люблю детей, но своих иметь никогда не хотела. Нет у меня материнского инстинкта. Я слишком чувствую огромную ответственность, лежащую на матерях...]
Вечером читаем «Войну и мир».
Воскр<есенье>, 18 ноября 1934
Утром я в церкви St.-Germain. К 5 ч. у нас: св. Цебриков, М. А. Каллаш, Н. А. Тургенева, Р. Осоргина, Алексей (Леня Чурилин-Киселев) [113] ,
У меня тяжелое впечатление от беседы с Цебриковым. Его положение поистине трагическое, и нужно большое духовное мужество, чтоб перенести все выпавшее на его долю... Но он очень слаб физически и нервен, и я боюсь за него... Может погибнуть.]
113
Алексей Чурилин-Киселев — химик, с 1935 г. работал в лаборатории известного французского физика, автора квантовой теории Луи де Бройля; Л. Ю. Бердяева считала его своим приемным сыном
Понед<ельник>, 19
Почти весь день ушел на работу [моего] пальто. Решила во что бы то ни стало его окончить, т. к. наступают холода.
Вечером за чтением «Войны и мира» Ни говорит: «Когда я слушаю чтение, я всегда представляю себе обстановку, где происходит то или иное событие. Если дом, то где он стоит, направо или налево».
47//48
Это меня удивило, т. к. я всегда почему-то думала, что он скорее погружен в смысл, [в слова,] а не в образы. Отсюда мысль: как мало знаем мы даже самых близких нам людей. Не только самая последняя глубина, но даже и многое на поверхности часто от нас скрыто.
Вторник, 20 ноября
Новое министерство Фландэна начало свою реформаторскую деятельность с гонения на иностранных рабочих... Начало, не предвещающее ничего хорошего.
Приезжал Монбризон (он переводит вместе с княг<иней> Ир<иной> Пав<ловной> книги Ни). Ни не было дома, и я до его возвращения беседовала с М<онбризоном>. Он произвел на меня впечатление прекрасного человека, очень искреннего, [ищущего пути, не фанатика, не сектанта, а] свободного в своих оценках и мнениях. Он подарил Ни несколько трубок. Одну очень красивую, белую, с янтарной ручкой. На днях, проходя по улице Rivoli, я видела ее на окне и подумала: «Хорошо бы купить ее для Ни». И вот она уже у него.
Сегодня думала о сестре: у нее есть какая-то «упругость» и духа и тела. На вид она такая хрупкая, слабенькая, но в ней есть эта «упругость», которая дает ей возможность переносить и боль, и усталость... Я же принадлежу скорее к породе «мягкотелых»... Мне нелегко дается все трудное в жизни, и часто даже чисто внешние впечатления нарушают мое духовное равновесие... Лучше всего чувствую я себя на некотором расстоянии от жизни и людей, в тишине уединения...
И внешне, и по характеру мы не похожи друг на друга. Но у нас есть много и общего, что нас сближает. Во-первых, конечно, христианство. Во-вторых, интерес к вопросам духовной жизни, к литературе, искусству, нелюбовь ко всему «буржуазному», «общепринятому», свободолюбие. Сестра по натуре — художник. Страстно любит природу, живопись. У нее большие способности к скульптуре. В молодости она работала в Париже у известного скульптора NN, кот<орый> находил у нее большое дарование. К сожалению, болезнь помешала ей идти этим путем [114] .
114
У Е. Ю. Рапп был костный туберкулез.
48//49
Вечером лекция Ни (Национальное сознание Достоевского, К. Леонтьева и Вл. Соловьева). Слушателей много, около 100 ч<еловек>, что для парижских русских, конечно, много... Меня удивила одна дама, пришедшая на костылях...
Среда, 21 ноября
Угром получила несколько писем, и до завтрака пришлось вести переписку.
Ни после вчерашней лекции кашляет и жалуется на боль в груди, а вечером ему опять предстоит выступление: у молодежи «Пореволюционного клуба».
Прошу сестру ехать вместо меня с ним, чтоб оберегать его от сквозняков и разговоров на воздухе... Организм Ни в последние годы так ослабел от постоянной работы, требующей огромного нервного напряжения, что жить он может лишь при постоянной о нем заботе. И я, и сестра стараемся все делать, чтоб доставить ему необходимые условия, но в нем самом заложена какая-то неукротимая энергия, устремленность к творческой работе, в которой он сгорает...
Четверг, 22 ноября
Утром я на обедне в St.-M'edard, а оттуда у о. Ав<густина>. Говорили о предопределении [и в связи с этим о судьбе Иуды]. Затем о. Ав<густин> читал мне свою проповедь.