Профессор Гегемор

Крут Роман

– Ты не туда заехал! – выкрикнул он из далека, махая факелом. – Разворачивайся! Либериус не спеша направлял Пегаса к воротам. На моей кибитке даже фонарики не горят, керосин закончился, думал он про себя.

– Стой! Я кому говорю?! – солдат приблизился, схватил за узду лошадь и остановил ее. – Ты что уснул? – грозно вопрошал часавой.

– Я нет, а вот он – да. Либериус указал на спящего джентльмена. Солдат вскочил на ступеньку и мгновенно замер от удивления.

– Где, мистер… – недоговорил он. – сел в твою бричку?

– На улице Свободы. Его извозчик был слегка пьян.

– Предъяви лицензию? – фамильярно бросил он. Либериус привстал и открыв крышку у своих переделанных козел, достал оттуда заламинированный документ с фотографией. Часовой подсвечивая факелом тщательно изучил его. – Проезжай прямиком к башне, там вас встретят. – сказал он, и подав знак факелом,

чтобы открыли ворота, спрыгнул с подножки и последовал сзади. Ворота отворились и они въехали внутрь. Высоченный, железный, кованый, черный забор опоясывал Башню по кругу. От одних пропускных ворот к другим расстояние составляло метров пятьдесят, дорожка была неширокая, слегка приподнята каменистой насыпью над уровнем воды, а по обеим сторонам полукругом, огибая Башню справа и слева и встречаясь с противоположной стороны, отделяясь подобной дорожкой, красовались озера: Каспийское и Гурон, по которым медленно передвигались паруса белых и слабозаметных в темноте черных лебедей. За другими воротами, которые лошадь прошла аллюром без остановки, распростерлись Висячие сады Семирамиды. Расстояние, которое невооруженным взглядом от вторых ворот и до Башни отмерил Либериус, занимало примерно метров сто, не больше, и эта часть была очень хорошо освещена. Как ни странно, но кроме трех часовых у первых ворот и двух – у вторых, охраны больше нигде не наблюдалось, не беря во внимание то, что камеры наблюдения были натыканы повсюду, чуть ли не на каждом фонаре. Повозка подъехала прямо к входным высоким прямоугольным дверям Башни. Либериус посмотрел на крепко спящего пассажира, снял капюшон и прикрикнул:

– Приехали! Просыпаемся! – клиент по-видимому не слышал. Либериус спрыгнул вниз, стал на подножку, посмотрел на спящего господина, недовольно вздохнул, и взявшись крепко за плечо, с усилием потрусил его:

– Приехали! Пора вставать! – громко сказал он. Джентльмен приоткрыл затуманенные глаза и хотел было тут же их закрыть. – Встаем, встаем! – не давая ему заснуть, тормошил его Либериус. Клиент снова открыл глаза и широко открыв рот зевнул, навел фокус, посидел еще минуту, протер большими ладонями сонное, уставшее, лоснящееся лицо и, подняв упавший цилиндр, сказал:

– Послушай… ты парень крепкий, рослый. Помоги мне встать и добраться до двери, дальше я сам. Казалось, что разница у них в весе была килограммов сто не меньше. Либериус встал с подножки и дал ему руку для опоры. Тучный джентльмен надел цилиндр и опершись правой рукой об крепкую руку извозчика, кряхтя, стал постепенно подниматься, опираясь левой рукой о сидушку. Вся повозка ходила ходуном. Казалось, что вот-вот проломится пол.

– Становитесь на ступеньку. Аккуратно… Я держу, держу. – Джентльмен тяжело дыша, с усилием, но благодаря крепкому подставленному плечу, все же ступил на землю.

– Подожди, подожди… – его все еще шатало. – Помоги мне дойти до двери. – Либериус бесцеремонно закинул его тяжелую руку себе за голову. Благо, что они были примерно одного роста. С трудом дойдя до высокой на вид невероятно тяжелой массивной железной двери, они остановились, джентльмен попросил завести его внутрь, сказав при этом код из четырех цифр. Либериус прислонил его к стене.

– Год моего рождения. – усмехнулся он и удобно подпер спиной серые массивные камни, из которых была возведена высоченная Башня. ЗамОк отщелкнулся и огромная, толстая дверь бесшумно приоткрылась.

– Ты хороший парень, как тебя звать?

– Либериус, – сходу ответил он. – Легко запоминающееся имя. – господин одобрительно покачал головой.

– Послушай, Либериус, будь добр, доведи меня до моей комнаты. Боюсь, что не дойду сам, ног не чувствую, да и в руках силы нет совсем. Не дай Бох упаду, некому будет меня и поднять. – усмехнулся он, не веря в то, что его состарившееся тело стало реагировать так, как ему это угодно, а не владельцу. Машина движется уже сама собой. Подумал Либериус. – Сегодня… – джентльмен, широко улыбаясь, поправился. – Да, нет, по-видимому, уже вчера, был день рождения моего сына. Вот я и перебрал.

– Пойдемте уже. – Либериус снова подошел к джентльмену, не желая задерживаться, закинул его податливую правую руку себе за голову, левой попытался обнять необъятную талию и делая упор на ноги завел его внутрь, где при слабом свете он разглядел винтовую каменную лестницу с левого боку и подъемную квадратную старинную кабинку лифта, обрамленную золотыми узорами, расположившуюся посередине. Они зашли внутрь этого уникального лифта, джентльмен глубоко вздохнул, собрался, откашлялся и, насколько это было возможно, трезвым голосом произнес:

– Предпоследний этаж. – двери сами медленно

закрылись и лифт с тихим шелестом потянулся вверх. Пространство внутри было просторное, человек на 6-8. Красное дерево, которым он был обит, поблескивало от неяркого света исходящего из мутно желтого плафона, напоминающего бутон тюльпана, висевшего сбоку. На полу лежал темно бордовый ковер с золотистым узором, в который слегка проваливались мокрые от дождя ботинки. Кнопок нигде не было. Вероятно, каждый называл нужный ему или ей этаж, подумал про себя Либериус, вспоминая старые изношенные лифты в госпиталях, которыми он часто пользуется доставляя провизию, а также поднимаясь к себе на девятый этаж, где находилась его крохотная студия, в которой интерьер был очень скудный: кухонная плита над маленьким холодильником, навесной шкаф с набором посуды на двух персон, столик с двумя стульями, кровать и старинный бабушкин патефон, в правом углу стоял когда-то вральник, по которому бабушка любила смотреть балет и экранизированные театральные представления, но сейчас всего этого не показывают, а показывают такую глупость, что Либериус не долго думая, первым делом, избавился от этого ненужного громоздкого ящика. Либериус, поддерживая обмякшего господина, который устало и сонно дышал, смотрел вниз и разглядывал узоры под ногами, вспоминая, как когда-то, будучи ещё маленьким мальчиком, его бабушка ездила с ним на поезде, объезжая все укромные уголки нашего, тогда ещё Пансионата, и прогуливаясь по улочкам, они всегда заходили в местное кафе, чтобы попробовать здешнюю своеобразную кухню и пообщаться с его посетителями и обитателями, и так как бабушке, будучи тогда ещё довольно молодой, всегда хотелось узнать как можно больше о людях живущих в самых удаленных местах нашей Вселенной, со всех концов омываемой бескрайними океанами, которые при нужде можно было перепрыгнуть, если хорошо разогнаться, поэтому она и выискивала маленькие местечковые местечки, местными посещаемые. И находясь однажды в одном таком уютном кафе, где они пили чай и кушали хумус вместе с фалафелем, маленький Либериус стоял на таком же темно-бордовом мягком ковре с похожим узором. Лифт остановился, двери открылись и Либериус с тяжелым господином шагнули в очень просторную, панорамную, круглую, тускло освещенную одним ночником, висевшим над кроватью, комнату с высоким потолком. Окна размером чуть больше иллюминатора равномерно расположились по кругу. Кровать неприлично большого размера стояла посередине, позади ее возвышался деревянный шкаф-купе со множеством узких ячеек, где на каждой виднелся маленький флажок. Слух Либериуса потревожил очень странный звук похожий на храп, который он сразу же услышал, и не поверив своим ушам, округлив до безумия глаза, как-будто бы он увидел то, что предполагал увидеть, но об этом даже и не мечтал, – бесцеремонно потащил джентльмена к кровати, чтобы убедиться в том, что ему не показалось. Приблизившись к кровати и неопрятно уронив господина в рядом стоящее кресло, он пригляделся и не поверил своим глазам. Там, в ряд под одним одеялом, тесно прижавшись друг к другу, по-детски улыбаясь во сне и похрапывая, мирно спали все известнейшие, не сходящие с экранов вральника, главврачи. Каждый из них безмятежно прижимал к себе свою мягкую домашнюю игрушку: бурого мишку, панду, круасан, овчарку, статую свободы, месяц со звездой, щит Давида и Биг Бен, а также еще несколько голов и игрушек, которых Либериус не смог разглядеть. Кто-то даже двигался тазом во сне, ублажая соседа единого пола, своей дружеской, самодумающей телесной торпедой, ковыряясь ей в чужом мусорном баке, как в своем.

– Я так и думал!.. – утвердительно покачал головой Либериус. – Так и думал. Удивляться здесь нечему… – Джентльмен, тяжело дыша, опустил голову на мягкий воротник и сказал:

– Тебе все равно никто не поверит. – почти шепотом проговорил он. Либериус с легкой ухмылкой наблюдал эту милую спящую идиллию.

– Все эти спящие головы только гавкать умеют по команде. Раньше мы выбирали лучших из лучших, а теперь приходится выбирать лучших из худших. Тра-ги-ко-ме-дия, одним словом, пьяным усталым тоном протянул джентльмен. – но трагедия все таки превалирует.

– Деградация начинается с верхушки. – заметил Либериус. Джентльмен только глубоко вздохнул, без малейшего желания разговаривать на эту тему.

– Странно, что здесь, под одеялом, нету Папы Руинского. – Либериус вопросительно взглянул на джентльмена, который звучно усмехнулся.

– У него есть с кем спать, ты не переживай.

– Не сомневаюсь…

– Ты поможешь мне раздеться? – властно и в то же время с какой то беспомощностью вопросил джентльмен. – Я очень устал и, как назло не подумав, отпустил вчера еще своего лакея, дав ему выходной.