Профсоюз сумасшедших: Стихи и проза
Шрифт:
Закон, кроме того, строго запрещал присвоение чужой собственности, воровство, любовь к чужой жене или мужу, а также драки, убийство и развод с законной женой.
— У нас и без законов этого не было, — мрачно жаловался вождь.
— Ничего, — самоуверенно успокаивал его Вокс. — Теперь тоже не будет. Пусть только достроят тюрьму.
Когда тюрьму построили, Вильям Вокс издал дополнительный закон, запрещающий даже в мыслях критиковать действующие порядки. Туземцы смотрели на решетки новенькой тюрьмы и хмуро помалкивали.
Бывшие жрецы, соблазненные блестящими
— Не хочу я будущей жизни, — ворчал какой-нибудь дикарь. — Хочу, чтобы все было, как прежде.
— А в тюрьму хочешь?
— В тюрьму не хочу.
— Смотри мне. Там места хватит.
Мест в тюрьме действительно хватало: время от времени палач выводил наиболее упрямых злодеев на площадь и, приказав им помолиться за спасение души, живо отсекал им головы.
Вильям Вокс из окна своей лаборатории смотрел на эту процедуру, и жгучая боль терзала его сердце.
— Боже мой, — шептал он. — Когда же наконец вместо этого дикарского способа у нас появится электрический стул?
Вождь чах все сильнее и вздыхал все глубже и глубже.
— Слушай, чужеземец, — сказал он однажды Воксу. — Обрати внимание на наших девушек. Они научились продавать свое тело за блестящие монеты.
— Это называется — проституция, — зевая, сказал Вокс.
— Мне все равно, как оно называется, — сказал вождь, — а только наши мужчины болеют от этого дурными болезнями.
— Ты — настоящий дикарь! — громыхнул Вокс. — Нельзя же все сразу. Подожди, мы построим больницы и успешно будем бороться с этой напастью. А девушек можно посадить в тюрьму. Можем начать прямо завтра. Очень даже просто.
Вождь задумался и, устремив взгляд вдаль, грустно сказал:
— Ты обещал нам, чужеземец, блага культуры, но мы их что-то не видим. Культура есть, а благ нет…
— То есть как это, нет благ? — возмутился Вильям Вокс. — А денежная система? А первые мастерские оружия? А полиция? А тюрьма для отбросов? А огненная вода, веселящая сердце? А закон, стоящий на страже твоего благосостояния? Это, по-твоему, что? Собака?
Дикарь с горечью улыбнулся.
— С тех пор, как мы тебя спасли, наш народ перестал смеяться, танцевать и радоваться, улыбаться солнцу и жизни. За твои блестящие штучки мужчины продают свой труд и совесть, а женщины — труд и тело. Мы никогда не убивали и не воровали, — потому что все добро наше было общим. Теперь твоя тюрьма переполнена преступниками.
— А куда же их девать? А, дикарь?
— Я знаю, что чужеземец — Свет Знания, а я — глупый вожак дикарей, которого
— Ты — чернокожий глупец.
— Знаю. Я-то — глупец, а тобой гордится весь цивилизованный мир. И если там, в твоих краях, все ученые и благодетели человечества подобны тебе, то вы — самые опасные, самые вредные чудовища на свете. Я вспоминаю, как прекрасна была наша жизнь до тебя и какой она стала сейчас грязной и больной. Кто ее разрушил? Ты. Наша жизнь сияла солнцем, радостью, смехом. Все у нас были равны. А ты пришел, разделил нас на богатых и нищих, заставил страдать и утешаться надеждами на какие-то блага, обещанные нам на том свете твоим богом.
— Не смей богохульствовать, дикарь! Уничтожать то, что является основой культурного расцвета любой страны? Восставать против законного строя? Я прикажу отрубить твою проклятую башку, мошенник! Прочь! Вон отсюда! И если еще раз попадешься мне на глаза — ты сгниешь в тюрьме, как собака!
Профессор наступал и визжал.
Дикарь остановился на пороге и, стиснув зубы, пронзил Вокса горящим взглядом.
— Ты запомнил, что я тебе сказал? — крикнул ему в лицо Вокс.
Дикарь не шелохнулся. Швырнув гневную молнию взгляда в глаза профессора, он отчеканил:
— Я запомнил. Но и ты, в свою очередь, запомни наш обычай: своих неизлечимо больных соплеменников мы сбрасываем со скалы в море. И им лучше умереть сразу, и мы меньше страдаем, глядя на них. Прощай.
Дикарь резко отвернулся и быстро исчез в густой душистой темноте.
Волны подавленного недовольства грозно вздымались по всей стране.
Из конца в конец, как шипящие змеи, ползли слухи о будущем восстании.
Многочисленные сторонники Вильяма Вокса уже боялись ходить по ночам без охраны.
Профессор удвоил количество полицейских.
В одно розовое утро огромная шумная толпа дикарей, вооруженных ножами, палицами и камнями, открыто окружила главное полицейское бюро.
Главарь этой шайки постучал дубинкой в крепкие двери и крикнул:
— Эй, вы там! Полисмены! Вытряхивайтесь-ка из своих нор, чертовы души!
Шеф полиции высунул заспанное одутловатое лицо в окно и сердито крикнул:
— Это что за чертовщина? Кто вам позволил собираться толпой больше одного человека? Как вы осмелились беспокоить полицию, подлая чернь? Разойтись сейчас же!
— А это ты видел? — спросили дикари, помахивая палицами.
— Чем могу служить, джентльмены? — сразу же ласково спросил шеф.
— Совсем не надо служить! — крикнули дикари. — Вываливайтесь из своих берлог, собачьи печенки, отдавайте нам свои ножи и палицы и убирайтесь к черту.
— Мне несколько непонятно, — дипломатично начал шеф, — на основании которого артикула вы…