Прогалины в дубровах, или Охотник за пчелами
Шрифт:
— Смерть мухам! Разве этой кусачей мелочи под силу прокусить медвежью шкуру? А мы-то что будем делать, Бурдон? Долли и Цветик должны отведать этого меду! Половина моя, сам знаешь, и я с ней прощаться не намерен.
Бортник только усмехнулся, услышав, как Гершом преспокойно выделил себе такую солидную долю его собственности; он не счел, что в данный момент стоит заниматься «тяжбой о правах», как могли бы это поименовать законники. На пограничье существует неписаный закон, по которому все присутствующие имеют равную долю в добыче; точно так же как все суда в пределах видимости подходят к военному крейсеру за своей долей добычи. Как бы то ни было, мед, добытый из одного дерева, был не такой уж завидной добычей, чтобы стоило затевать из-за него серьезную ссору. А если для
— Будет твоя Долли с медом, лишь бы нам его доставить домой, — отвечал бортник, — да и Цветика не позабудем. Мне что-то пришелся по сердцу этот лесной цветок, и я постараюсь сделать все, что смогу, чтобы ей понравиться. Для девушки не сыщешь подарка слаще меда.
— Есть девчонки, которым сладкие слова больше по вкусу; только скажу тебе, незнакомец…
— Ты ел хлеб и соль со мной, Виски, а в нашей глуши это добро в большой цене; ты спал под моей крышей; не пора ли тебе перестать называть меня незнакомцем?
— Ладно, Бурдон, если тебе так больше нравится; хотя мне нравится «незнакомец» — что-то в этом слове есть непоседливое. Когда человек всех встречных-поперечных кличет незнакомцами, это знак, что он на месте не засиживается, а человек подвижный, сдается мне, куда лучше тех, кто сиднем сидит на одном месте. Я родился на побережье, на берегу Залива; note 42 а вот куда я добрался — в глушь — и среди пресноводных озер чувствую себя как рыба в воде, вроде форели, которую ловят в озере Гурон или возле Макино. Если глаза меня не обманывают, вон там виднеется медвежья морда, вон там, под кустом болиголова, — вон, где пчел видимо-невидимо!
Note42
Залив. — Имеется в виду залив Мэн.
— Можешь не сомневаться, — ответил невозмутимый Бурдон, но не преминул осмотреть свое оружие, словно оно могло понадобиться очень скоро. — Однако ты что-то начал говорить про Цветика? Было бы невежливо по отношению к молодой женщине позабыть о ней из-за пары медведей.
— Полегче, незнакомец, — я хотел сказать, Бурдон, — не торопись! Я хотел сказать вот что: я прошел вдоль и поперек всю страну озер, а она очень велика; но как бы она ни была велика, во всей озерной стране не сыщешь равной Цветику. Я ей брат, и мне, может, следовало быть поскромнее в таком деле; но я всегда говорю, что думаю, без лишней скромности. Цветик — чистый бриллиант, если есть на земле бриллианты.
— А вот и медведь, если есть на земле медведи! — воскликнул Бурдон, которого немало позабавил рассказ Гершома о своем семействе, но теперь он понял, что пора переходить от слов к делу. — Вон они, всем скопом, идут в атаку, да без шуток.
Он был совершенно прав. Восемь медведей, из которых, впрочем, четверо были еще молодыми, выскочили, преодолевая павшие стволы, и бросились к сваленному дереву, словно заранее приготовились к атаке. Их появление подействовало на пчел как звук трубы, трубящей общий сбор, и к тому времени, когда передовой косолапый добрался до дерева, воздух над ним уже превратился в черную тучу пчел, слетевшихся оборонять свои сокровища. Мишка, слишком понадеявшись на толщину своей шкуры — защиту, данную ему природой, и подгоняемый страстью к меду, не обращая внимания на маленьких воинов, сунул морду в дупло, надеясь, очевидно, что у него мед потечет по усам. Но тут же взревел, замахал лапами и защелкал зубами, — как видно, он наткнулся на сопротивление, которого вовсе не ожидал. В одну минуту все медведи, как один, встали на дыбы, молотя в воздухе передними лапами и щелкая зубами в тщетной попытке ухватить своих почти невидимых врагов. Инстинкт послужил пчелам не хуже, чем знание, и они, несмотря на толстые шкуры и длинную шерсть медведей, ухитрялись вонзать жала в незащищенные места, пока четвероногие не бросились кататься по траве, пытаясь раздавить несметное войско нападающих.
Последняя
Бортник и его приятель в ожидании возвращения насекомых занялись подготовкой к их встрече. Первый быстро разжег костер, для чего у него все было под рукой, а Гершом стал таскать сухой хворост. Не прошло и пяти минут, как буйное пламя взвилось вверх; и когда пчелы вернулись, они обнаружили, что их новый враг надежно огражден, так сказать, стеной огня. Тысячи маленьких воинов погибли в пламени, столкнувшись с этим новым изобретением человека; остальные же вскоре последовали за своими предводителями и отправились на поиски нового хранилища плодов своего трудолюбия.
ГЛАВА IV
Вот бабочка,
Меланхолично крыльями взмахнув,
Стремится прочь в свободный свой полет
И нас манит вослед туда, где ждет
Приятней вид нас и ночлег, чем здесь.
Уже настал полдень, когда Бен и Гершом решились приступить к разделке ствола и добыче меда. До этого времени пчелы медлили покидать свой поверженный улей, и было бы опасно выходить из-под защиты дыма и жара огня, спеша покончить с делом. Конечно, у Бурдона было в запасе несколько уловок, более или менее удачных, которые помогли бы ему отогнать нападающих пчел, но самая надежная уловка — добрый костер с плотным столбом дыма. Считают, что некоторые растения издают запах, невыносимый для насекомых; одно или два бортник употреблял с успехом, но поблизости не нашлось ни одного из них, и ему пришлось положиться на сильный жар, а затем на густой дым, какой дают свежие ветви.
В каноэ были и топоры, и клинья, и кувалда — инструменты, с которыми Гершом умел обращаться, как учитель фехтования со своей рапирой, а о мастерстве Бурдона и говорить нечего, так что дерево вскоре было разделано и запасы меда оказались на виду. С полудня до вечера мед переложили в бочонки, бочонки перенесли в каноэ, и весь груз благополучно прибыл в шэнти. Денек выдался трудный, и когда наши лесные жители уселись наконец возле родника и принялись за ужин, оба были довольны, что работа сделана.
— Думаю, это последний улей, который я выследил этим летом, — сказал бортник, когда они ужинали. — До сих пор мне везло, но в смутные времена лучше не оставлять дом без присмотра. Меня удивляет, Уоринг, что ты решился уйти так далеко от семьи, когда в воздухе пахнет войной.
— А это потому, что ты плохо знаешь меня и совсем не знаешь Долли. А насчет того, что дом остался без присмотра, хотел бы я знать, кто лучше присмотрит за домом, чем Долли Уоринг? Не представляю себе, чтобы даже пчелы рискнули налететь на нее! А если бы и рискнули, им бы не поздоровилось. Язычок у нее бьет на убой, а рука и того хлеще; да если бы солдаты орудовали своими мушкетами, как она своей шваброй, то, чтобы выиграть войну, и в новобранцах надобности бы не было!