Прогноз гадостей на завтра
Шрифт:
– Ну, побег, – сообщил Иван и начал напяливать на себя слишком легкую для морозного ноября куртенку.
Внезапно острое чувство жалости кольнуло сердце. Иван натягивал старенькую вязаную шапочку. Я перевела глаза на Мулю, сидевшую возле его сумки, и вздохнула. Было полное ощущение, что мы выставляем на улицу маленькую бездомную собачку, которая настолько отчаялась увидеть от людей доброту, что даже уже ни о чем не просит.
– Послушайте, Иван, – хором сказали Катя и Сережка, – оставайтесь у нас.
– Можете в гостиной, –
– Верно, – обрадовалась я, – правильное решение, чего зря мотаться.
– Вот спасибо так спасибо, – обрадовался Ваня, – ну прям слов нет! За гостеприимство вам краны починю, ишь как капают! И шкафчик повешу в кухне! Чего он у вас в углу стоит!
Где-то около трех утра я проснулась и пошла в туалет.
Из-под двери гостиной пробивалась тонкая полоска света. Я осторожно просунула голову внутрь и увидела Ваню, сидящего на корточках возле разложенной на полу искусственной кожи.
– Ты чего не спишь? – шепотом спросила я.
– Вот, кумекаю, как раскроить, – так же тихо ответил мастер, – ежели большую часть сюда, а бордюр с краю, то запросто табуретка получится, а то и две!
– Какая табуретка?
– Нам материал на складе по норме отпускают, – пояснил Иван, – хозяева там как-то посчитали и решили, что самые умные. Остатки сдавать не надо, а ежели поэкономней скроить, то вам кусок дерматина остается, а то и два, чтобы табуретку перетянуть. А то они у вас пообтрепались жуть! Вот точно, бордюр сюда! Значит, завтра краны починю и на табуреточки выгадаю, будут как картинка, а то срам глядеть! Что это они какие-то вроде как исцарапанные?
– Кошки когти точили!
– О-о-о, – протянул Ваня, – а я своих отучил!
– И как?
– Завтра покажу! – пообещал мастер.
Ровно в десять утра я вошла в ворота Белогорского кладбища и поразилась огромной толпе, заполнившей зал прощания. Два гроба, установленные на помостах, походили на клумбы. У Эдика и Гемы был огромный круг общения, и на похороны явилось человек сто, не меньше. Правда, плачущих людей не наблюдалось. Все сохраняли скорбное выражение на лицах и приличествующее случаю тихое молчание. Церемонией руководил Жора Саврасов, он приглашал выступающих, кивал пианистке, перекладывал венки, шепотом отдавал какие-то указания сотрудникам…
Я заметила в самом углу парня, обвешанного фотоаппаратами, подошла к нему и сказала:
– Привет.
– Привет, – бодро отозвался юноша, строча в блокноте.
– Извини, ты из какой газеты?
– Веду светскую хронику в «Модном базаре», а что?
– Всех здесь знаешь?
Журналюга хмыкнул.
– А то! Похороны Малевича – светское мероприятие, вот наши и отметились!
– Можешь мне людей назвать?
– А ты кто?
Я потупила взор:
– Из «Космополитен», в первый раз работаю, до этого уголовную хронику вела, а теперь на тусовку кинули.
– Ну, бедолага, –
И он принялся объяснять, сыпя фамилиями и титулами.
– Прямо у гроба Эдика стоит Виктор Климович Подольский со своей женой Жанной, рядом Леонид Сергеев, администратор певца Николая Аржа, потом Катя Волкова, актриса, в сериале «Своим нельзя» снималась…
Журналист знал всех. Единственная дама, которую он не смог назвать, была Оля Малевич, пришедшая на похороны брата, естественно, не в образе Эфигении, а просто в черном платке…
Примерно часа через полтора гробы погрузили на специальные каталочки, доставили к двум зияющим ямам и при помощи специальных машинок опустили вниз. По крышкам застучали мерзлые комья, над погостом с карканьем носилась стая ворон, и стоял жуткий, пронизывающий холод.
– Попрошу всех в концертный зал, – крикнул Жора, – помянем усопших по русскому обычаю.
Чинно переговариваясь, без суеты и спешки, толпа потекла в указанном направлении.
– Пойдем хлопнем водяры, – шепнул мне всезнающий журналист, – прямо задубел весь, экая стужа, словно не ноябрь, а февраль!
Я открыла было рот, чтобы соврать про срочную работу, но тут увидела, как от монолита толпы отделилась высокая фигура в черном и быстрым шагом направилась к выходу.
– Это кто? – дернула я за руку своего информатора.
– Не знаю, – прищурился тот, – впервые вижу, ну и рост у бабы, однако, метр семьдесят пять, не меньше. Это кто же у нас баскетболистка, ума не приложу. Ничего, сейчас увидим. Эй, девушка, – заорал он, – погодите минутку, снимочек для светской хроники сделаем!
Женщина на секунду оглянулась, и я увидела, что ее лицо закрывает плотная черная вуаль.
– Постойте, – надрывался парень, размахивая фотоаппаратом, – завтра опубликуем. Ну куда же вы? Девушка!
Но женщина бегом кинулась на улицу, я за ней. Но, очевидно, это был не мой день. Правая нога споткнулась о камень, левая подвернулась, и я упала. Правда, я тут же вскочила и подлетела к воротам, но увы! Как раз в этот момент от забора стартовали «Жигули» нежно-голубого цвета с номером 267. Я обреченно смотрела им вслед.
– Это не из тусовки, – уверенно заявил журналист, – из посторонних…
– Откуда знаешь? – пробормотала я, отряхиваясь. – С чего решил?
– Господи, – подскочил парень, – да они все только меня с аппаратом увидят, мигом в позу становятся. Ворчат, правда: «Ах как эта пресса нам надоела!» Но сами прямо в объектив прут, а эта удрала!
Я влезла в маршрутку и поехала в Москву. Настроение было препаршивое, неужели упустила убийцу?
Чтобы согреться, я зарулила в кафе «Ростикс», проглотила, не жуя, сандвич «Великан», салат и запила все восхитительно горячим кофе. Ладно, не станем придираться к его качеству, главное, что он просто кипел в стаканчике и замечательно согрел заледеневший организм.