Программист

Фрумкин Сергей Аркадьевич

– Это правда? – переспросил гость у генерального.

– Да, Альберт Яковлевич, молодой человек…

– Я не об этом! – перебил гость. – То, что этот молодой человек написал о себе – правда? Что «он делает два задания в день и тратит на это два часа времени»… Это соответствует действительности?

Оставшаяся стоять за креслом мужчины дама вдруг подняла свои большие, ясные, как день глаза, буквально ослепив невольно посмотревших в ее сторону директоров. В этих красивых глазах читалось любопытство – очевидно, до этого момента женщина не знала, с какой целью стремился сюда ее спутник.

– Так и есть, – согласился за генерального Артур Николаевич. –

Но не более того. Мальчишка способный, однако ему не достает терпения.

– Я решил, раз дошло до меня, этот мальчишка – вундеркинд, который перевернет мир… – Разъяснил причину своего приезда гость. – Какое вы приняли решение?

– Прикажете уволить? – с готовностью «козырнул» Анатолий Михайлович.

Гость удивился:

– Я не приказываю, а спрашиваю: что вы решили?

– Я предложил перевести молодого человека в другой отдел и на другую должность, – признался зам по кадрам.

Гость посмотрел на Артура Николаевича так, словно хотел одним взглядом прочитать все его мысли.

– Понятно. Ваша логика мне ясна. Не знаете, как наказать, решили наградить. Честолюбцы создают проблемы, но выпустить их из виду еще опаснее, чем держать при себе… Если, как вы утверждаете, у парня чутье, за ним нужно присматривать. Он прошел обработку?

– Без осложнений, – поспешно отозвался зам по кадрам – на этот раз вопрос и предназначался ему. – Молодой человек лоялен: никакого любопытства у него нет. Его активность – обычный юношеский порыв получить все и сразу.

– Да вы напрасно тревожитесь, Альберт Яковлевич! – уловив причину беспокойства гостя, генеральный директор улыбнулся: – Наши программисты – никто. Исполнители механической работы. Мы проектируем дом – они укладывают кирпичики. Ни один из них не представляет, возводится пирамида, дворец или хранилище для овощей. Они научены, как замесить раствор и обеспечить ровную кладку, но сами не построят и собачей конуры – для этого нужна перспектива, а таковая от них скрыта. Так что…

– Не уместные аналогии, дорогой! – резко возразил Альберт Яковлевич. – Я бы сказал так: у них в руках порох, и они не настолько глупы, чтобы не догадаться о взрывной силе этого порошка. Поэтому вам надлежит денно и нощно следить, чтобы никто из ваших подопечных не нашел запаянную с одной стороны трубку и не додумался отлить к ней пулю!

– Наверное, вы правы, – не стал спорить генеральный. – Так что прикажете сделать с парнем?

– Не собираюсь я приказывать, – Альберт Яковлевич пожал плечами. – Совет акционеров назначил вас на этот пост, вы и думайте! Но, на вашем месте, я бы рассмотрел перспективу со всех сторон, а затем выбрал направление с самым далеким видом.

Генеральный наморщил лоб, пытаясь осознать глубину услышанной фразы, но понял, что не сумеет:

– А что вы имеете в виду?

– Если молодой человек может приносить пользу, пусть приносит. Загрузите его работой, чтобы головы не мог поднять – ничто так не гасит пыл молодежи, как каждодневный труд до седьмого пота. Если способен только вкалывать – пусть вкалывает. Если умеет делать что-то такое, чего не могут другие – дайте ему направление, создайте новый отдел. Но не сразу. Сперва понаблюдайте внимательно. Парню хватило наглости побеспокоить людей, способных одним росчерком пера зачеркнуть всю его дальнейшую жизнь – такую смелость нельзя оставлять без внимания. На вашем месте я бы серьезно проработал вопрос: на что еще молодому человеку хватит смелости? А вот руководителя группы накажите обязательно – это по его милости мы с вами отвлекаемся от серьезных дел. Не умеет управлять кадрами,

пусть сидит за компьютером. Если бы я был директором, то поменял бы эту пару местами – парня и его руководителя – любопытно, что бы из этого получилось? Но… директор здесь вы! Поэтому «приказывать» ничего не буду – решайте сами. Послушаете вы меня или поступите по своему – и в том и в другом случае за последствия отвечать вам, а не мне. Так что думайте!

– А я могу взглянуть, о ком вы говорите? – колокольчиком прозвенел голосок гостьи.

Альберт Яковлевич чуть повернул голову назад, словно удивился, что слышит из-за спины чей-то голос, но кивнул директорам, приказывая удовлетворить просьбу жены.

Над столом генерального директора вновь возникла голограмма Стаса. В этот момент молодой человек сидел за пультом персонального вычислительного комплекса, но не работал, а мечтательно смотрел в потолок.

– Что скажешь? – поинтересовался у жены Альберт Яковлевич.

– Не производит он впечатление гения, – гостья с явным разочарованием пожала плечами.

– Согласен. – Альберт Яковлевич развернул кресло и поднялся. – Но, как правило, все гении его не производят… Пойдем, дорогая! Этот вопрос решен.

– Вы уж простите нас за инцидент! – в след ему поспешил извиниться Анатолий Михайлович. – Больше не повторится!

– Надеюсь! – кивнул Альберт Яковлевич. – Но не думайте больше о моем визите – работайте! Раз я здесь, значит, так было нужно.

На следующий день во время обеденного перерыва Стас не обнаружил в столовой Глеба Ивановича.

– А где наш руководитель? – поинтересовался молодой человек у Алексея Павловича.

– Видимо, не обедает. – Седой программист внимательно посмотрел на Стаса: – А вы разве ничего не слышали?

– Нет. – Стас честно пожал плечами. – А что?

– Глеба Ивановича снимают с должности и переводят в другой отдел. Вот у парня аппетит и пропал…

Какое-то время Стас еще мирно жевал, пока не вспомнил, что сам мог стать причиной перевода начальника. Получалось, его письмо добралось до начальника отдела? Так быстро? И Глеба понизили? Но за что: за то, что он отказался удовлетворить законную просьбу подчиненного или за то, что допустил обращение этого подчиненного к собственному начальнику? Тогда почему самому Стасу ничего не сказали? А что, если просто пока не успели? Что, если он вообще больше здесь не работал?

– Молодой совсем, место получил год назад, дрожал за него, боялся шагу ступить… – с сочувствием рассказывал Алексей Павлович. Он прервался, поймав взгляд Стаса. – А что вы так смотрите, Станислав? Хотите сказать, причастны?

– Не то чтобы…

Алексей Павлович неодобрительно покачал головой:

– В жизни нет ничего невозможного – каждый сам творец своего счастья. Но о некоторых шагах люди потом жалеют!

Стас встряхнулся. Жалеть нечего – он сделал то, что должен был сделать.

– Не знаю о чем вы – я поступил по совести.

Алексей Павлович изменился в лице, словно хотел воскликнуть «вот как!».

– Так, значит, это вам я должен быть благодарен, за то, что пост руководителя предложили мне?

– А вы хотите сказать, что не благодарны? – понял Стас.

– Хочу. Радость, полученная благодаря чьим-то неприятностям – не радость. Отдает горьким привкусом… Да и, по правде говоря, не мое это – руководить.

– Но и я тоже не злорадствую, – признался молодой человек. – Я не хотел, чтобы Глеба понизили. Я добивался справедливости. Но, если его понизили, значит, было за что. Он сам виноват.