Прогрессивный сатанизм. Том 2
Шрифт:
Когда нужно было привлечь новых последователей – христианские проповедники активно повторяли фразу "Бог есть любовь", имея в виду в том числе и любовь телесную. Когда же потребовалось, чтобы все считали себя грешниками и платили церкви за "спасение души" – эта любовь сразу же попала в разряд грехов. "Библия" – выдающаяся книга в том отношении, что в ней можно найти оправдание чему угодно.
Средневековье в отношении морали весьма противоречиво. Любые проявления сексуальности, не ведущие к зачатию, считались грехом, но грехом простительным – достаточно лишь покаяться, сделать пожертвование на церковь или купить индульгенцию. Среди простого народа еще сохранялись элементы языческой культуры.
Мораль феодалов была более строгой, но это было связано скорее с древнегерманскими традициями, чем с христианством. Церковь же требовала только одного: денег. Репрессии со стороны церкви обрушивались лишь на тех, кто пытался ограничить
В своей торговле доступом в рай церковники несколько перегнули палку. Все-таки религия должна содержать в себе элемент таинственного и мистического, а не быть просто коммерческой фирмой. Недовольство деятельностью католической церкви вызвало к жизни движение реформации, которое в своей полемике с католиками делало основной акцент именно на их отходе от христианской морали.
В результате на смену средневековой католической церкви, для которой библейские догмы были средством поддержания ее власти и богатства, пришла другая церковь, для которой они стали целью. А римские папы, желая откреститься от обвинений со стороны Лютера и Кальвина в аморальности, также решили "закрутить гайки". И костры инквизиции запылали с невиданным прежде размахом.
Аналогичный процесс происходил и на Руси, только он был инициирован царем и боярами с целью ограничить власть церкви и сократить ее земельные владения.
Кампания по возвращению к исконному византийскому толкованию православия, завершившаяся церковным расколом, не ограничивалась исправлением неточностей в церковных книгах и обрядах. Если раньше текст "Библии" имелся только у попов, и они толковали и применяли его по своему усмотрению, то после раскола каждая из церквей стремилась доказать, что она "более истинная", для чего стала понимать дословно все антижизненные бредни апостолов и целенаправленно проводить их в жизнь.
Также ужесточению морали способствовал и переход от феодального строя к капиталистическому. При феодализме власть предержащим не было дела до того – как живет простой народ. Да и церковников его жизнь мало интересовала: для них христианином был тот, кто платил десятину, а еретиком – тот, кто агитировал ее не платить. Поэтому церковь смотрела сквозь пальцы на элементы язычества в народных праздниках и на все народные "грехи". Соблюдение моральных норм на практике требовалось только от благородных, и только по отношению к таким же благородным. В результате простой народ жил как пролы у Оруэлла, практически без надзора властей; от него требовалось только платить все подати и не бунтовать. Дворяне по отношению к народу тоже моралью себя не утруждали (достаточно вспомнить хотя бы право первой ночи дворянина по отношению к крестьянским девушкам). Буржуазный же строй упразднил сословные различия по происхождению, и мораль стала (по крайней мере – теоретически) одной для всех. Именно тогда были введены одинаковые для всех законы, и в них была вписана уголовная ответственность за супружескую измену, гомосексуализм и т.п.
Похожие процессы происходили в мусульманском обществе, только там сказывалась и ближневосточная специфика, а именно: рабство и многоженство. "Коран" запрещает обращать в рабство мусульман и одновременно проповедует совершенно разную мораль по отношению к мусульманам и немусульманам. Так, в нем имеется заповедь "Не убий", но только по отношению к мусульманам; убийство "неверного" во многих случаях допускается и поощряется. Точно так же дело обстоит и с сексуальностью: если между мусульманами запрещены супружеская измена, секс до брака и гомосексуализм, то с рабами все это было допустимо. В гареме могло быть не более четырех жен-мусульманок, но помимо них могло быть сколько угодно рабынь. Также у некоторых знатных людей имелся и гарем из мальчиков. Поэтому рассказы европейских авторов о мусульманском Востоке кажутся противоречивыми: в них упоминается одновременно и строгая мораль, и дикий по средневековым христианским меркам "разврат".
Все это продолжалось до XVIII в. Тогда европейцы захватили контроль над морями и океанами, монополизировав работорговлю. Мусульманские страны в это время находились в культурном упадке и экономическом кризисе. В результате, они уже не могли позволить себе иметь рабов в таком количестве, как раньше. Кроме того, в исламский мир проникали европейские идеи гражданского общества. Это способствовало отмене рабства во многих восточных странах и введению равных для всех законов, основанных на морали "Корана". Времена гаремов и сексуальных развлечений с рабами ушли в прошлое, и мусульманское общество стало таким, каким мы его наблюдаем сегодня.
Общий вывод: любая тоталитарная монотеистическая религия требует строгого соблюдения своей морали тогда, когда она чувствует конкуренцию со стороны родственных ей конфессий. В тех же случаях, когда нет желающих оспорить истинность ее толкования данной религии, она может допускать и послабления, если это оказывается выгодным.
Особая ситуация складывается, если конкуренцию монотеизму составляют более либеральные религии, а также когда церковная мораль явно перестает соответствовать текущей ситуации в обществе. В этом случае церковь готова идти на поводу у любых изменений общественных взглядов на мораль, если это видится ей способом сохранить свое положение в обществе. Именно это мы видим сейчас на Западе, где протестантские церкви начинают возводить в сан священника уже не только женщин, но и гомосексуалистов. При этом чем острее конкуренция на рынке религиозных услуг – тем скорее религия готова поступиться своими заповедями.
Характерно также, что католики, православные и другие конфессии, б?льшая часть паствы которых проживает в отсталых странах, не торопятся идти в ногу со временем: их бизнес пока еще идет по-прежнему успешно, и потеря последователей на Западе восполняется в "третьем мире".
Все имеющие под собой основание претензии моралистов к сексуальности относятся к двум сферам: деторождения и здоровья. Их полностью снимает презерватив – без преувеличения, великое изобретение человечества, стоящее в одном ряду с колесом, обработкой металлов, использованием огня и электричества. После того, как стало возможным ебаться, не вступая в противоречие с заботой общества о рождении детей и нераспространении венерических заболеваний, сексуальность начинает постепенно выводиться из сферы морали. Характерно также, что в Западной Европе умение и желание пользоваться презервативом стало моральной нормой – вместо требований воздержания и насилия над собой. В наше время моралистам уже невозможно утверждать, что их мораль – единственно возможная. Возникает противостояние разных моралей, в котором не последнюю роль играет и стадный инстинкт. Именно этим объясняется, что мусульмане, католики и представители иных консервативных религиозных конфессий продолжают придерживаться своей морали, живя среди более либерально настроенного большинства: для них это – способ показать свою принадлежность к определенному человеческому стаду. То же самое можно сказать про нацистов, коммунистов и другие политические группировки, имеющие стадную структуру. Всевозможные "исламские республики" и прочие тоталитарные режимы, устанавливающие архаичную мораль, возникают в наше время с целью выделить определенный народ или религиозную общность из общемирового человеческого стада. Таким образом, в наше время и в ближайшем будущем не мораль, а стадный инстинкт является и будет являться основным тормозом на пути человечества к полной сексуальной свободе.
Наука и технология в древности
Компиляция из разных источников под редакцией Milcharа Многое из того, что мы считаем продуктом европейской науки, было известно человечеству еще в глубокой древности, но впоследствии по тем или иным причинам забыто. Более того: поскольку наука других человеческих культур развивалась совсем иным путем, нежели наша, в сохранившихся памятниках могут быть сокрыты знания, еще не известные нам.
Сегодня нам известно, что фараоны вложили в пирамиды достижения науки, происхождения и методов которой мы не знаем. Мы обнаруживаем там число "пи", точный расчет продолжительности солнечного года, радиуса и веса Земли, расстояние от Земли до Солнца, астрономический закон прецессии равноденствий, величину градуса долготы, действительное направление на север и, вероятно, множество других, еще не расшифрованных данных.
Спор идет о десятых долях, и тем не менее, постройка пирамид свидетельствует о технике, остающейся совершенно непонятной для нас. Это искусственная гора весом в 6,5 миллионов тонн. Блоки до 12 тонн весом каждый пригнаны друг к другу с полумиллиметровой точностью. Чаще всего высказывается самая плоская мысль: фараон располагал колоссальным количеством рабов. Остается объяснить, каким образом была разрешена проблема размещения этих огромных толп? И каковы основания такого безумного предприятия? Каким образом блоки извлекались из карьеров? Классическая египтология допускает в качестве техники только использование мокрых деревянных клиньев, вбиваемых в трещины скалы. Строители располагали только каменными молотками и пилами из мягкой меди. И что еще больше сгущает тайну: каким же образом были обтесаны, подняты и подогнаны камни весом в 12 тонн? В XIX веке нам стоило величайшего труда переправить два обелиска, которые фараоны заставляли перевозить дюжинами. А как египтяне освещали помещения внутри пирамид? До 1890 г. нам были известны только лампы, которые коптили и покрывали своды сажей. Однако на сводах переходов в пирамидах не было ни малейшего следа копоти. Что же, они улавливали солнечный свет и направляли его внутрь с помощью оптической системы? Никаких линз не обнаружено.