Прогулка по Дальнему Востоку
Шрифт:
Кончено! Опасности больше нет до завтрашнего утра. И нужно пользоваться этим, чтобы вздохнуть свободно.
Изнурительная жара создает в Сайгоне жизнь, которую легко назвать странной. Здесь все встают рано. В теннис играют обыкновенно от пяти утра, потому что в восемь все должны уже разойтись по домам, — начинается владычество зноя, — берегитесь! От восьми до десяти работают, потом завтракают; после завтрака «сьеста». После полудня сон под покрывалом от москитов… или, вернее, бессонница, приятная, тем не менее… А около четырех с половиной, пяти дня, — вон из постели! Снова работа, и конец. Затем прогулка, «инспекция», а там перемена туалета. — Сударыни, обнажайте ваши плечи, и как можно ниже! Такова мода в Кохинхине…
И… «honni soit qui mal
Ночи Сайгона и оживленны, и милы… И так это тянется здесь круглый год!
Здесь только два сезона, — сухой и мокрый; но оба, повторяю, одинаково трудно переносимы, одинаково изнуряют и лишают силы. Нужно большое присутствие духа, чтобы убеждать себя ежечасно, что живешь, что стараешься жить во что бы то ни стало…
Не думайте, что все, что я рассказал о климате Сайгона, может быть приложено ко всему Индо-Китаю! Отнюдь нет, Индо-Китай огромная страна! Чтобы проехать на пароходе от Сайгона до Ханоя, нужно потратить около трех дней, то-есть ровно столько, сколько требуется на переезд от Бордо до Казабланки или от Парижа до Варшавы! Так вот, климат Сайгона также мало похож на климат Ханоя, как климат Варшавы на климат Парижа! В Ханое гораздо теплее, чем в Сайгоне, летом и гораздо холоднее зимой. В Ханое температура опускается до пяти градусов ниже нуля и поднимается выше сорока пяти. В Сайгоне же совершенно другое, — здесь не знают температуры выше 30 градусов и ниже двадцати восьми.
9
«Да стыдится тот, кто дурно об этом подумает» (фр.). Девиз ордена Подвязки и легендарная фраза учредителя ордена, английского короля Эдуарда III, произнесенная, когда графиня Солсбери уронила во время бала подвязку.
По этому поводу приходится пуститься в ученые рассуждения. Чтобы говорить серьезно об Индо-Китае, необходимо коснуться географии!
Существует старинная поговорка, кажется, аннамитская, которая сравнивает французский Индо-Китай с сухой веткой, по обеим концам которой прикреплены две грозди бананов. Сухая ветка — это побережье Аннама, гористое, скалистое, бесплодное; а грозди бананов по обоим концам, — две дельты: дельта Меконга на юге и дельта Красной реки на севере… то есть Кохинхина и Тонкин, и та и другой невероятно плодородные и богатые баснословно. Сама Беотия менее плодородна, чем эти китайские дельты. Только дело в том, что аннамитская поговорка сложилась в давно прошедшие времена, а в настоящее время приходится вместо двух гроздей бананов по концам ветки говорить о четырех: рядом с Кохинхиной выросла Камбоджа, а у Тонкина появился сосед в лице Лаоса. В них тоже «красные земли», сказочно плодородные.
Кстати, — раз мы упомянули о Камбодже и Лаосе, то давайте бросим беглый взгляд на жителей, которые там обитают…
Ведь нельзя же думать, что во всем Индо-Китае существует всего лишь одно племя. Об этом свидетельствует само название «Индо-Китай»… Тут и Китай, и Индия, и Восток, и Запад.
Почти все племена Лаоса и Камбоджи и многие племена на севере Тонкина пришли с запада, и по происхождению индусы. Здесь находилось царство Хмеров, разрушенное в незапамятные времена; с тех пор оно восстанавливалось раза три или четыре различными племенами, неизменно арийскими, и вот от них и ведут начало жители Камбоджи наших дней.
Аннамиты же — выходцы из Китая. Отсюда, — вы понимаете сами, — и два этнических элемента, различных в корне… и две в корне же различные истории.
Если угодно, начнем с Камбоджи, тем более, что мы отправились из Сайгона, а это совсем рядом и, в частности, с ее настоящей столицы Пном-Пен. В ней находятся знаменитые развалины древней столицы этого царства, — Ангхоры, являющейся, несомненно, колоссальнейшим религиозным
Ангхора — памятник религиозного культа, браманизма. Религия Брамы утвердилась в Индокитае за два приблизительно века до рождества Христова и держалась здесь без помех на протяжении двенадцати столетий. Затем явился буддизм и вытеснил культ Брамы.
Под этим буддизмом нужно разуметь буддизм «Великой колесницы» (приношу извинения за то, что оперирую столь специальными выражениями)… буддизм «Великой колесницы», то есть буддизм самый чистый, первичный, неизмененный, — тот, который исповедуют еще на Цейлоне и в Тибете, но нигде более, ибо вся Индия в настоящее время уклонилась в сторону буддизма «Малой колесницы», в котором религии меньше, чем суеверия, и который в достаточной степени выродился.
Итак, памятники хмеров браманического происхождения, в этом сомневаться невозможно. Более того, — в Камбодже до сих пор мы находим смутные отголоски мертвой религии.
Так, при дворе в Пном-Пене, при особе царя состоят сановники и должностные лица, полномочия и обязанности которых чисто ритуального характера; и ритуал этот браманический, и в высшей степени строгий.
А танцовщицы? Очаровательные танцовщицы из Камбоджи, которых многие из нас имели случай видеть в Париже или Марселе, — они, несмотря на их ослепительную юность, вместе с их танцами восходят к временам отжившей религии Брамы, отжившей пятнадцать или двадцать веков тему назад…
Одно время здесь утвердилось племя, пришедшее с юга, которое называлось «чам», — племя мусульманское. Но оно было поголовно истреблено аннамитами что-то около XIV столетия нашей эры. Теперь от него осталось лишь воспоминание.
Царство Хмеров, оставившее после себя сказочный след, — руины Ангхоры, заставляет чувствовать свое былое величие, свою значительность, стоящую, без преувеличения, на грани чудесного…
Но оно было мало-помалу захвачено, с одной стороны, аннамитами, спустившимися из Китая, с другой сиамцами, пришедшими никому не известно откуда… Все это привело к тому, что когда мы, французы, утвердились в Индокитае, то в Камбодже оставалось немного чего: несколько чудом уцелевших провинций, угрожаемых отовсюду, и король… король-вассал императора Гюэ!.. «Вассальный король», — этим все сказано… не правда ли?
Вот почему в Камбодже наша колонизаторская деятельность встретила сочувствие всего населения, видевшего в нас освободителей.
Та же колонизация или интервенция, или… почему же кошек не называть кошками?.. тот же «протекторат» был значительно хуже принят в Аннаме. Дело в том, что Аннаму, народ которого являлся народом-завоевателем, который на протяжении всей своей истории, начиная с мифических времен, боролся с Китаем, могущественным и склонным к набегам, — мы казались ни более ни менее, как налетчиками.
Аннам действительно боролся с Китаем в продолжение трех или четырех тысяч лет. До нас дошло предание о двух сестрах-аннамитках, история которых весьма напоминает историю Жанны д’Арк, — обе пожертвовали собой во имя родины и погибли, пытаясь освободить Аннам от китайского ярма. Казалось бы, народ Аннама, завоевавший сначала свою территорию, а затем героически защищавший ее, сумевший избежать рабства Китая и покоривший Кохинхину с тремя провинциями Камбоджи, а впоследствии свирепо уничтоживший племя «чам» в XIV веке, — казалось бы, повторяю, должен был быть народом героическим, очень энергичным, могучим народом… Но каково же будет наше разочарование, когда мы познакомимся с ним на свободе, там, где он «у себя дома», то есть в Гюэ или Ханое. Прежде всего, мы убедимся в том, что этот таинственный народ, столь древний и столь умудренный, страшно переменился, как характером, так и наклонностями, состарившись и оставив за собой тридцать или сорок веков, что насчитывает его достоверная история.