Прогулка по осеннему саду
Шрифт:
Старик, не слышавший вежливых слов уже так давно, после такого очень сильно изменился в лице: морщины разглаживались в одних местах, складывались в других, глаза чуть сверкнули, редкие зубы, спрятанные за иссохшимися губами, непроизвольно засверкали бы в улыбке, если бы они не были почти черными или не отсутствовали вовсе. Он взял половник покрепче, схватил каши побольше, положил в алюминиевую миску и шепотом сказал фельдшеру: «Подойди к той разбухшей тётке (сказав это, он не слишком явно указал пальцем на полную даму, стоявшую напротив с кастрюлей другой каши) и скажи, что от меня, она даст что-нить вкусненькое». Фельдшер обрадовался и сказал про себя: «Вот что добро животворящее делает!».
Спустя пару минут Михаил уже был сыт и доволен. Но тут вспомнилось ему, что он пришел сюда не для того, чтобы поесть, а работу найти. Первым делом с этим вопросом он пошел к той женщине, которая приказала ему: «Иди ешь!». По своему обыкновению, фельдшер почти всегда перед такими разговорами чувствовал некоторую неловкость, неуверенность. Перебрав в голове около сотни различных вариантов, он всё-таки начал говорить, прокашлявшись перед этим.
– Здрствйте – оговорился он – Можно задать один вопрос?
– Можно. Ещё вопросы будут?
Молодой фельдшер сконфузился.
– Э-э, да. В общем, не найдётся ли для меня тут работа? Я врач, думаю, что здесь я могу пригодиться.
Женщина пристально вглядывалась в Михаила Стампединского, как вглядываются в старых знакомых, которых не сразу узнают.
– Работа найдётся всегда, особенно для врача. – произнесла она – Но на большое вознаграждение не стоит надеяться, в деревне водится денег мало, все волонтёры работают, в основном, только на энтузиазме. Единственное, с голоду не помрёшь – кормить будем.
– Тогда я хочу у вас поработать. Скажите, как Вас зовут.
– Ладно, зовут меня Евдокия Ивановна. Если хочешь устроиться на работу у нас, то подожди минут тридцать. Сейчас обед для местных закончится, и я буду свободна.
Михаил сел на скамейку напротив Евдокии и начал ждать. Ждал упорно, неистово, терпеливо, усердно. Но прошло две минуты, и он забыл, что он ждёт чего-то. Фельдшер задался вопросом: «Чем я тут, собственно, занимаюсь», потом встал и решил прогуляться по скверу. И каждые тридцать секунд он отвлекался на что-то интересное. В этом сквере его интересовало всё: Цветы, деревья, птицы, белочки, редко встречаемые люди, облака.
Спустя пару минут фельдшер потерялся в этом сквере, потому что случайно прошёл через пролесок и оказался на улице, лежащей напротив той, от которой он пришёл к скверу. Оглянувшись, он замечает пузатенького волонтёра грушевидной формы, одетого в одежду бело-голубого цвета. Заметив эту форму, он вспомнил про Евдокию, которая сказала ему подождать, наверное, час. Он начал искать тот вход в сквер, в который он входил, думая, что так он найдёт место, где её встретил, быстрее. Он пошёл вокруг площади, думая про себя: «какая неровная по периметру площадь, всё поворачиваю на право и поворачиваю.»
Оказалось, что он сделал круга четыре с половиной, обходя сквер. Наконец-то найдя вход, Врач не нашел волонтёров и тем более Евдокию. Сердце биться стало чаще, и страх овладел им. «И как же я теперь буду?!» – думал он. От отчаяния он лёг на ближайшую скамейку, погрустил и немного задремал.
Очнулся Михаил уже поздним вечером, во рту всё пересохло. Когда он обходил площадь, он заметил круглосуточный ларёк, о котором сейчас вспомнил. В нынешнее время место, где могут что-то так поздно продать, очень редко. Желая восстановить силы и наполнить свой организм жидкостью, он пошёл в сторону, где его видел. Но в сумерках уже почти ничего невидно, поэтому иссушенный фельдшер ориентировался по звуку фонарей, стоящих у дороги, которые издают еле слышное жужжание, на ощупь и даже по запаху. Если пахнет неприятно, значит, надо идти в обратную сторону.
Дошёл до магазинчика, выдохнул. Но тут он видит, как продавец выходит из дверей, притушив внутри свет, и начинает закрывать их на четыре амбарных замка.
– Стойте! Тут же написано, что магазин круглосуточный! – Вскричал Стампединский.
– Это довоенная вывеска, сейчас ночью люди если и выходят, то только, чтобы… не знаю, люди вообще сейчас выходят из дома или нет – Продавец повернулся к врачу и на этих словах сделал очень серьезное лицо, которое всё было усеяно рубцами. Один из этих рубцов был точь-в-точь как у той парочки, с которой Михаил сегодня завтракал.
– Можно я по-быстрому куплю воды? В горле пересохло.
– Нет, приятель, извини. Если хочешь пить, то дальше по улице есть колонка.
– Спасибо.
Шел он по улице и боялся каждого шороха листвы и скрежета окон, которые трещали от ветра. В конце улицы Михаил увидел холодный свет, а рядом с ним силуэт тоненького человека. Подойдя ближе, тихо-тихо, будто боясь спугнуть, а на самом деле просто боясь странного свечения, Стампединский подкрался поближе. В том силуэте он обнаружил Евдокию. Выйдя из кустов неуклюжей походкой, фельдшер сказал:
–Здравствуйте. Простите, я совсем забыл о том, что нужно было вас подождать.
Когда он вышел и сказал эти слова, женщина посмотрела на него сначала с испугом, а потом с некоторой усмешкой. Она ответила:
– А-а, ты… Я думала тут какая-то собака спит. – проговорила спокойно
– Вы же ещё готовы предложить мне работу?
– Иди со мной, не на улице тебе же спать. И к тому же у меня нет настроения сейчас говорить о делах.
Придя домой, Евдокия указала Михаилу на диван, сказала, что дела обговорят с утра.
12.
Стампединский долго говорил слова благодарности за проявленную к нему доброту. Ложась спать, он вовсе не горел желанием рассматривать стены, пространство вокруг. Единственное, что он подметил – это что комната была небольшая, но внутри помещалось огромнейшее количество разнообразного хлама. Этот хлам не притягивал внимания фельдшера, только диван… О, как же он хотел спать. В тот момент Михаил готов был отдать всё ради хотя бы пяти минуток крепкого сна.
Заснул сразу, как перестал чувствовать тяжесть своего веса в ногах. Сон был глубокий. Спустя время начали сниться сны. Однажды Михаил решил для себя, что спать и не видеть сны – удивительно скучно. Поэтому для него вызывает всегда особый трепет проснуться и помнить яркий, красочный сон, полный событий, которые, быть может, и не имеют смысла, но его можно было найти самому. И первым образом были всякие странности в сосновой роще – месте, в котором рос маленький Мишка. Начало сна было размытым, но как только он прошел через ветки в центр рощи, видение стало чётче. Честно говоря, лучше бы он не видел этот сон и проснулся бы с ощущением потерянной красивой картинки. Грязная псина, вся в шрамах грызла кролика – вот что увидел Михаил. В тот момент он особенно жалел, что знал медицину, ведь из-за этого всё происходящее было красочнее и детальнее. А Никто не желал останавливаться. Кролик верещал и пищал. Михаил не хотел терпеть издевательств над бедным созданием, но одновременно понимал всю естественность происходящего, так как нет ничего плохого в простом употреблении пищи. Стампединский побежал откинуть собаку, собрался пнуть ее, но при взмахе ноги образ растворился, и появился новый. В этот раз сон тоже был основан на юности. Действие происходило на боксёрском ринге, куда ходил тренироваться в четырнадцать лет Стампединский. Ринг был менее цветным, чем в жизни. Сам Стампединский во сне был буквально без рук, они оторвались и стали парить напротив него. Руки начали бить и колотить Михаила, попутно при каждом ударе обрастая новыми парами рук. Фельдшер проснулся от ужаса на том моменте, когда огромный шар из рук буквально раздавил его.