Прогулка
Шрифт:
Уехав на один день в Питер, за ксерокопией царского рескрипта, Никитин немного передохнул -- глотнул свежего Балтийского ветра. Он, как и Олег Иванович, тоже прогулялся по Английской набережной, прошел на Исаакиевскую площадь, обозрел памятник Николаю Первому.
В отличие от Кузнецова, нахмуренный истукан на коне не вызвал у Никитина никаких ассоциаций и особых эмоций. Памятник, как памятник. Главврач был равнодушен к произведениям архитекторов и ваятелей. Но после получения экспертизы у него возникло странное желание вновь отправиться в северную столицу и вновь предстать перед недвижным императором, посмотреть на его внушительную скульптуру.
"Если бы я это понял, то написал бы целую главу в диссертации, или, по крайней мере, главку. Всегда интересно, что явилось спусковым крючком, запустившим процесс болезни, так сказать, запалом, взорвавшим мозг больного".
Он еще раз посмотрел на лежащий перед ним на столе клочок "Комсомольской правды" и ксерокопию рескрипта. Да, почерк, несомненно, совпадал.
"Где же ты теперь, Олег Иванович? Где прячешься? Всё равно, ведь найдем!".
13.
Похоронная процессия подходила к кладбищу.
Николай Павлович, император Всероссийский, шел впереди и, погруженный целиком в себя, продолжал вспоминать тёплое лето в Царском селе.
Ах, как бы ему хотелось вернуться туда: слушать тихий плеск воды в Большом пруду, плавать на лодке вдоль маленьких островов, погружаться взглядом в глаза любимой им женщины, купаться в лучах любви! Чтобы сердцу стало тепло! Милые воспоминания!
Но время безвозвратно, его не остановишь. Как писал Державин: "А если что и остается, чрез звуки лиры и трубы, то вечности жерлом пожрется и общей не уйдет судьбы".
– - Да, милые воспоминания!
– - произнес он вслух по-французски. Но окружающие его не услышали.
Милые? На самом деле, нет, далеко не милые -- воспоминания, ранящие сердце!
Николай Павлович шел за повозкой. Жёлтый гроб с телом солдата, слегка потряхивало на ухабах, колеса вращались со скрипом. Император шагал, продолжая предаваться размышлениям о прожитой жизни.
Он вспомнил себя молодым, почти мальчиком, когда жестокий Ламздорф бил их с братом Михаилом линейкой по рукам за упущения в учебе. Было больно и обидно не столько от наказания, сколько от того, что на стороне наставника всегда выступала их мать Мария Федоровна. Но они крепились, хотели показать себя настоящими мужчинами.
Он вспоминал, как танцевал на балах с самыми красивыми женщинами двора, как заводил любовные интрижки. Он любил участвовать в домашних спектаклях, особенно фарсах Каратыгина. Пел вдвоём с Мишей русские народные песни. Много было всего...
Он пережил тяжелое испытание -- мятеж гвардейских полков, когда жизнь его и семьи висела на волоске. Это испытание ожесточило сердце, сделало его менее добрым. А ведь он никогда не отличался злобностью характера!
Его жизнь не была безоблачной: Господь даровал наряду с безмятежно-счастливой жизнью и тяжкие испытания. Его любимая дочь Александра умерла сразу после свадьбы с принцем Гессенским в девятнадцать лет после неудачных родов. Она была его любимицей, "Адини". Перед смертью кротко пожелала всем счастья.
Он плакал, не стесняясь слёз, своей слабости. Конечно, это было наказание за кровь, пролитую при подавлении мятежа. Император так это и понял.
Для человека наиболее важными моментами являются две даты -- его рождение и смерть. Все остальное вторично. Достижение карьерных высот, семья, окружавшие блага -- всё это сопутствует, но не определяет общий вектор движения от рождения к смерти.
Николай Павлович представил эти даты в виде определенных рубежей, установленных рамок, которые невозможно ни раздвинуть, ни перешагнуть. Рамки создают ограниченное пространство, называемое жизнью.
Поначалу он представил это пространство в виде острова: его могут посещать гости, путешественники, знакомые и незнакомые люди. Но затем решил, что остров это нечто незыблемое, неисчерпаемое, вечное, по сравнению с жизнью, которая заканчивается.
Скорее жизнь больше похожа на движущийся корабль, чем на остров. Допустим, датой рождения является отправление из Кронштадта, а датой смерти прибытие в Лондон. По пути корабль заходит в Ревель, Гельсингфорс, Копенгаген, Гамбург. Делает остановки. На борт поднимаются новые люди, старые пассажиры его покидают. За этой кажущейся бессистемной хаотичностью, сумбурностью, императору виделась рука Творца. Встречи и расставания, уготованные им, далеко не случайны. Эти люди, попадавшие ему на пути, несли с собой новые знания, окунали в новые события, они несли радости и страдания...
Чем ближе корабль жизни подходил к последней гавани, завершая маршрут, тем яснее всем видно, что он уже обветшал, паруса истрепались, днище покрылось водорослями и ракушками, и всё меньше остаётся сил, чтобы достичь желанного порта.
Не такова ли его жизнь? Последнее пристанище уже близко -- гавань, в которой некогда быстрый корабль закончит длительный путь и встанет на вечный прикол.
Он сунул руку в карман шинели и достал оттуда клочок бумаги. На ней был написан небольшой текст. Николай Павлович прищурился -- с возрастом глаза стали хуже видеть, но очками он не пользовался. Текст был ему незнаком, однако, похоже, написан его рукой. Сильнее всего удивило императора, что буквы были выписаны очень тонко, как будто, писались не гусиным пером, а кончиком заостренной палочки, вроде древнегреческого стилоса.
Он задумчиво погладил свою голову, ощущая холодную кожу лба, разгладил усы. Дождик уже прекратился, но волосы оставались влажными. Похолодало, и ветер с Балтики усилился.
– - Ваше Величество, покройтесь!
– - попросил его кто-то из-за спины.
Николай Павлович не обратил внимания на эти слова. Он ещё раз поднял руку с бумажкой и поднес к глазам, чтобы прочитать написанное, но сильный порыв ветра вырвал из замерзших пальцев клочок, понёс его по улице.
Погруженный в свои мысли, царь не заметил всей странности своей находки. Неровно оторванный лист с написанными на них словами, остаток букв в самом низу. Но даже если бы их и заметил, что вряд ли понял, что означают буквы "Комс", напечатанные в какой-то типографии.
Наконец показалось кладбище. Похоронную процессию вышел встречать увидавший государя и перепугавшийся протоиерей в старой черной ризе, в некоторых местах закапанной воском. Он не знал, что делать -- для бедных произносили только краткую молитву, служили литию. Но сам император здесь и столько людей с ним!
Протоиерей предположил, что, умер кто-то из знатных вельмож, членов Госсовета, а может и министров. В присутствии царя надо ли делать торжественное отпевание? Или нет? Как быть? Священник нерешительно двинулся рядом с повозкой, а между тем процессия дошла до места погребения -- свежевырытой могилы и остановилась.